Дорога на Север

– Открой ворота, Сэм, – сказал он, – и дай мне полдюжины крепких парней. И лошадей нам.

Через десять минут всё было готово, ворота замка открылись, и навстречу прибывшим выехал сам лорд в окружении восьми крепких воинов – капитан решил, что пара лишних парней не помешает.

– Кто вы и что вам нужно в моём замке? – сурово спросил лорд.

– Я Джек Толбет, капитан гвардии принца Юсташа Блуаского, – выступил вперёд крупный воин с длинным лисьим лицом. – Именем короля я требую выдачи государственной преступницы Валы де Плешар де Варун. По нашим сведениям, она скрывается в вашем замке.

«Чёрт бы побрал твой собачий нюх», – про себя ругнулся лорд. А вслух прорычал надменно и грозно:

– Как смеешь ты, шелудивый пёс, требовать чего-то от лорда в его владениях? Защищайся, ублюдок.

С этими словами лорд выхватил свой меч и ринулся вперёд. Джек не ожидал такого поворота, но среагировал мгновенно. И закипела горячая схватка. Джек был опытным и видавшим виды воином, но не ему было тягаться с могучим лордом, победителем многих сражений и турниров. Когда он пал, лорд обернулся к своим воинам:

– Рубите их, ребята. Рубите на мелкие куски.

Повторять дважды нужды не было. Воины тут же рванулись в битву. Очень быстро ещё трое чужаков лежали на земле. Двое оставшихся повернули коней и, что было духу, понеслись прочь. Но далеко уйти им не позволили.

Закончив это побоище, лорд распорядился похоронить убитых в одной большой яме за стенами крепости, а сам вернулся в замок. Поднявшись на башню, он посмотрел в ту сторону, где было владение графа Хьюберта.

– Это мой прощальный подарок тебе, девочка, – прошептал он. – И будь, наконец, спокойна. Никто больше не причинит тебе зла.

А тем временем на юге Англии разворачивались события, ознаменовавшие коренные изменения в жизни страны.

Король Стефан угасал. Жизнь перестала интересовать его, корона казалась слишком тяжёлой, непомерно тяжёлой. Он всё ещё оставался верховным правителем страны, но рухнуло всё то, чему он отдал почти двадцать лет жизни. Погасла, так и не свершившись, мечта основать новую династию – династию Блуа на троне Англии. Ради этой мечты он был готов на многое. Об этом не раз говорили они с Мод, держа страну в твёрдых руках. Мод Булонская, Мод Блуа, королева Англии, любимая жена и верный, преданный друг. Как она поддерживала его, как умела найти убедительные слова и аргументы, чтобы направить его энергию и силу в нужную сторону! Когда королева умерла, оставив его вдовцом, у Стефана как будто подрезали крылья – летать он больше уже не мог. Оставалась одна надежда – возвести на трон своего старшего сына и наследника принца Юсташа. Нет, он не любил сына так, как надлежит отцу. Больше того, они с Мод даже побаивались своего неуправляемого отпрыска, его злобного нрава и нечеловеческой жестокости. Но он был единственным из их детей, кто мог бы справиться с властью, а значит продлить династию.

Стефан отлично знал, что страна не любит принца, и мало кто поддержит его притязания на трон добровольно. Но на то ведь есть сила. Да и церковь была против принца, не желая закрепить его права на корону. И даже со своим родственником королём Франции Людовиком Седьмым, на сестре которого был женат, Юсташ умудрился испортить отношения – он был слишком жесток по отношению к своей жене Констанции и не закрепил должным образом брачные отношения, не произвёл на свет наследника. В кругах придворных шептались, что такой зверь как принц и не может стать отцом: ведь принцесса Блуаская вся сжималась от ужаса, когда супруг только приближался к ней, что, к её счастью, случалось очень редко. Вслух, разумеется, никто такие речи вести не решался. Всем был хорошо ведом дикий нрав наследника, и не один раз уже вдруг случались несчастья с теми, кто осмеливался пойти против его желаний или даже просто высказаться против него.

Стефан всё это знал. И всё же, всё же… «Ах, Мод, жена моя, друг мой, – думал король. – Зачем же ты покинула меня одного? Мне так трудно, так плохо без твоей поддержки, твоей мудрости». Но Мод, умная, сильная, волевая женщина, всецело преданная супругу и короне, ушла из жизни, и это уже было непоправимо.