Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка

— Ага, спасибо, — поблагодарил лейтенанта красноармеец, поворачиваясь на бок и засовывая ТТ за ремень. — Верну обязательно, в лучшем виде.

— Верю, — улыбнулся летчик. — А теперь давай к Грише по-быстрому. Только на виду не маячь. Перебежками, аккуратно, где надо — ползком. В общем, не спи, ты нам целый нужен, не подстреленный. Понял?

— Да, товарищ лейтенант.

— Ну всё. Давай. Аджохутюн эм цанканум, — напутствовал Владимир бойца.

— Что?

— Ни пуха тебе, говорю.

— А, понял. К черту.

* * *

С левого фланга коротко простучал ДТ. А через десять секунд еще раз, очередью в четыре патрона.

Лейтенант приподнял голову, вглядываясь в темнеющие за окопами избы.

— Макарыч, глянь чуть правее. Там вроде башка мелькнула. Рядом с трубой.

— Вижу, — отозвался мехвод. — Снять его?

— Давай. Шугани фрица.

Из-под куста бахнула трехлинейка. Клацнул затвор, выплевывая гильзу, досылая следующий патрон в патронник.

— Мазила! — прокомментировал выстрел сержант.

— Блин, я вам что, снайпер? — чертыхнулся механик, перебираясь в соседнюю воронку.

— Не ворчи, Сима. Спугнул и ладно.

От танков снова прогрохотал пулемет. И вновь коротко.

— Ай, молодец политрук! Не дает расслабиться.

— Это точно.

Бойцы на какое-то время затихли, а затем… затем летчику пришла в голову одна хитрая мысль. Мысль, навеянная рассказами Ольги о применямых в будущем способах инженерного заграждения. Точнее, о "передовых" методах минирования проходов и троп.

— Серафим, ты пока последи за парнями, а я тут, м-м, отлучусь ненадолго.

— Лейтенант, ты чего? Куда? — тут же прозвучало в наушниках.

— Да всё нормально, сержант. Я скоро, — дернул шекой лейтенант, скинул со спины уже изрядно поднадоевший ему РПГ, а затем, перехватив автомат за ремень у ствольной коробки, быстро, но стараясь не сильно шуметь, пополз в сторону немецких позиций. Туда, где из окопа торчали колеса перевернутой пушки.

* * *

— Ох, ёлки, темно-то как, — фыркнул Марик, заглядывая внутрь блиндажа.

— Сима, б… фонарик! — услышавший красноармейца сержант моментально покрыл матюгами и себя, и бойцов. Через ПУ, естественно. — Мы ж, мать твою, про фонарик забыли! Придурки!

Впрочем, всё оказалось не так плохо.

— У меня ваш фонарик, — неожиданно отозвался Синицын, затаившийся метрах в пяти от землянки. — Я его вернуть забыл, когда чемодан собирал. Ну, этот, который с миноискателем.

— У-у, ворюга, — тут же пробурчал в микрофон Барабаш, правда, не со злостью или досадой в голосе, а, скорее, наоборот, со всем уважением. — Прямо жиган какой. Вот как зна…

Однако договорить ему не дали.

— Отставить разборки, — перебил мехвода повеселевший Винарский. — Гриш, отдай его Марику, а сам на бровке побудь. Подстрахуешь.

— Есть. Сделаем.

— Отлично. Давайте, парни, действуйте. На вас вся надежда.

Забрав фонарь, Кацнельсон осторожно шагнул в темный проем.

Тусклый луч метнулся по стенам.

— Ну, Гриня, и насорил же ты тут, — усмехнулся Марик, разглядывая валяющиеся на полу тела.

— Некогда было убираться, — вернул Синицын смешок.

— Не отвлекайтесь, мужики, — прозвучало в наушниках. — Станцию ищите.

— А чего ее искать? Вон она, в уголочке за ширмочкой…

Брезгливо поморщившись, красноармеец спихнул со стула труп, пристроился на место радиста и принялся внимательно изучать доставшееся от немцев наследство. Через полминуты, удовлетворенный осмотром, доложился по рации:

— Всё нормально. Станция, похоже, рабочая. Торн эФ У навроде пехотной "Берты", только "артиллерийская" с литерой эФ на конце…

— Частоты, частоты как? Подходят частоты?

— Подходят. От трех до шести с половиной мегагерц, как раз под наши танковые…

— Так давай, действуй, блин! Чего ждешь?

— Товарищ сержант, да что ж вы под руку-то орете? Я чуть язык не прикусил.

— Всё, молчу.

Разговоры в эфире стихли, и Марик вновь переключился на радиостанцию, каким-то чудом не посеченную гранатными осколками и потому до сих пор работающую.

— Так, номер волны сто восемьдесят. Умножаем на двадцать пять. Итого, м-м, четыре с половиной выходит… Ага, значит, верньер сюда. Что дальше? Ларингофон на уши. Тумблер на прием-передачу… Черт! Гриша, можешь антенну в другую сторону перекинуть?

— Могу, — отозвался Синицын секунд через пять. — Только тут штыри какие-то. Я их не выдерну.

— Не надо их выдергивать. И переставлять не надо, прямо на крышу кидай. Главное, чтоб "зонтик" в сторону наших глядел.

— Ага. Понял.

Над головой что-то зашуршало, и спустя четверть минуты боец доложил:

— Порядок.

— Спасибо, Гринь. Вроде пошел сигнал. Чего-то слышу.

— И чего говорят?

— Чего-чего? Орут чего-то, ругаются… Ну всё! Тихо, братцы. Ща буду в эфир выходить.

— Давай!.. Жми!.. Действуй, Марик!

Кацнельсон глубоко вдохнул, задержал ненадолго дыхание, а затем… затем шумно выдохнул и, нажав тангенту, быстро затараторил в эбонитовый кругляш микрофона:

— Тюльпан! Тюльпан! Я Ромашка-4, я Ромашка-4. Тюльпан, ответь Ромашке. Тюльпан…

Ждал Марик недолго. Всего десяток секунд, после чего буквально завопил. Восторженно, не скрывая радости, не обращая никакого внимания на внезапно покатившиеся по щекам слезы: