Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941-1943.

Мы не проронили ни слова, но стоны и прерывистое дыхание раненых оставались с нами. Мертвых мы оставили позади. Только лейтенант что-то тащил по мерзлому снегу – нечто бесформенное, завернутое в плащ-палатку.

* * *

Измотанные, мы повалились в старые окопы. Смена, как мы узнали, не появится еще несколько часов. До тех пор нам придется терпеть. Подвезли боеприпасы. Мы Механически заполнили магазины, почистили автоматы, разместили гранаты так, чтобы они были под рукой. Мы смертельно устали. Ночью стало холодно, был такой же ледяной холод, как и в предыдущую ночь.

Неужели прошли только сутки с того момента, как мы пришли в эти окопы и с волнением ожидали своего крещения огнем? Один-единственный день был настолько насыщен боями, что мы стали воспринимать их как нормальное явление и полностью положились на судьбу. Но где же то чувство гордости от сознания того, что мы воюем на линии фронта? Мы только знали: по крайней мере, на данный момент мы не воюем – и чертовски рады этому. Теперь мы боялись наступления утра, каждого наступающего дня.

Холод был немилосердный. Он непостижимым образом пронизывал все вокруг нас, и мы сдались. Мы были слишком вымотаны, чтобы двигаться. Мы просто сжались в снегу и тупо смотрели перед собой, стараясь держать глаза открытыми, боясь совершить роковую ошибку и заснуть.

Мои ноги постепенно превращались в лед и совсем потеряли чувствительность. Я знал, что с этим нужно что-то делать, но было так бесконечно покойно оставаться неподвижным. Не было больше взрывов шрапнели, не было свиста пуль, криков раненых, а когда я положил голову на колени и выбросил из головы все мысли, холод перестал быть таким мучительным. Конечно, я не собирался засыпать – я только думал вздремнуть. Скоро должна была прибыть наша смена. Горела далекая деревня… Почему танки все еще стреляют? Мы же их взорвали, разве нет? Скрючившиеся вокруг солдаты были мертвы – без всяких признаков жизни… Остекленевшие глаза Зандера… Еще одна проклятая осечка пулемета… Посмотри, Францл, вон они идут! Что это лейтенант тащит за собой?.. Это большая кукла, из глаз которой льются настоящие слезы…

Я проснулся как от толчка. Францл что-то бормотал во сне, его тело подергивалось. Ему, кажется, тоже снился вчерашний ужас.

– Францл, ради бога, проснись!

Мне пришлось трясти его изо всех сил. Он долго потом не мог прийти в себя.

– Я спал, что ли? Господи, я мог бы так и не проснуться!

Мы с трудом встали на ноги и попытались разогреть наши конечности, но бесполезно. Я чувствовал себя так, будто шел на ходулях.

На заре нас сменили. Когда мы получили приказ к отбытию, троих из нашей группы с нами не оказалось.

Ковак слышал от сержанта Хофмайстера, что они замерзли насмерть в ту ночь. Из раздели и растерли снегом, но было уже поздно.

Кто-то заметил:

– Чертовски хорошая смерть, если хотите знать мое мнение. Просто замерзнуть, и все. Ты спишь, смотришь чудные сны, и вдруг – все кончено. Совсем не почувствуешь грань перехода.

– К тому же никакой грязи, – добавил другой солдат.

– Я бы молил Бога, чтобы замерзнуть насмерть, – послышался слабый голос.

Затем я услышал, как Фогт пророкотал басом:

– Хотел бы увидеть твою глупую физиономию, если бы ты вдруг обнаружил, что промерз насквозь и тебе некуда идти.

Мы засмеялись. Постепенно мы воспрянули духом. Мы были рады идти строем туда, где мир и покой.

* * *

Вернувшись на базу, мы обнаружили, что в результате прямого попадания помещения приданного нам взвода тяжелых пулеметов полностью разрушены. Все пулеметы были выведены из строя. Взвод пришлось разделять, и солдат распределили по нашим трем взводам. Несмотря на такое увеличение их численности, общее количество личного состава сократилось.

На обед был горячий фасолевый суп, и мы набросились на него, как стая голодных волков. Он был необыкновенно вкусным. Я два раза брал добавку, но, когда Пилле протянул свой котелок в четвертый раз, повар сказал, что больше нет.

– Ладно тебе, – пророкотал добродушный Фогт, – дай парню еще ложку, ты, пузатый сукин сын!

– Но я же говорю вам, что ничего не осталось, – проскулил повар.

– Ты ведь, черт побери, готовил на всю роту, – прорычал фельдфебель. – Не будешь же ты мне говорить, что знал заранее, что мы потеряем треть наших людей!

– Я же не виноват, что вы обжираетесь, как свиньи?

– Ладно, если больше нет фасоли, как насчет шоколада? – спросил Фогт. – В конце концов, нам полагаются шоколадные пайки.

– Это меня не касается, – проворчал повар. – Спросите об этом у сержанта, ведающего снабжением.

Несколько позднее пришел сержант-снабженец, вздорный тип с лицом как у Щелкунчика, объявивший, что мы можем получить свой шоколад.

– Но только по одной плитке каждому – и не думайте, что вы также получите порцию убитых!

По этому поводу было много недовольного ропота, и как только сержант повернулся к нам спиной, раздражение выплеснулось наружу:

– Опять, как всегда, повторяется та же самая пакость. Как только у нас убитые, эта свинья придерживает у себя их пайки.

– Так всегда с шоколадом и сигаретами.