Дорога на Тмутаракань

Лебедь кружил над полем битвы, и души убитых половцев тянулись к нему, становясь новыми перьями в широко раскинутых крыльях царственной птицы. Дух шамана видел, как куман становился все больше, а печальный крик птицы – громче, но воины внизу, на земле, не слышали голос смерти.

Мы не желаем признать неизбежное.

Смерти нет.

Любовь будет вечной. Молодость и здоровье нескончаемы.

Мы не желаем признать неизбежное, потому что хотим жить.

Миронег был единственным, кто заметил вестника смерти. Языческие хранильники могли и не такое, магическое зрение стало простым приложением к основным умениям Миронега.

Но видел Миронег совсем иное.

Дева-Обида, прекрасная девушка-лебедь, поднялась призрачной статуей у линии горизонта, широко раскинула птичьи крылья и замахала ими, окатив поле битвы кровавым дождем из капели, лившейся с хрустального небесного свода. Воин, на которого упала капля, жил только миг, пока закаленная сталь не обрезала нить судьбы.

Миронегу показалось, что он когда-то видел Деву-Обиду, хотя, с другой стороны, неужели он смог бы забыть о подобной встрече? Можно ли забыть такие глаза – прекрасные и безумные?

Миронег действительно видел эти глаза. Несколько лет назад, на днепровском берегу. У полуразложившегося чудовища, призванного на помощь пойманным русалками новгородским гостем Садко Сытиничем.

У бога Ярилы.

Который в безумии своем мог забыть все, даже собственный пол.

Хотя об одном он не забывал больше – о вкусе человеческой крови, истинном, как он уверовал, напитке богов.

Осколд, бродник родом из Изборска, погиб вскоре после своего вожака. Молодой воин-половец сделал обманное движение правой рукой и, пока бродник пытался отразить несостоявшийся удар, сильным замахом послал боевой кинжал в глазницу врага. Тонкие кости не выдержали стального поцелуя, и заточенное острие впилось с похотливым всхлипом в мозг Осколда.

Тонкая струйка крови плеснула по уцелевшему глазу бродника, но в алом мареве тот увидел, как высоко в небе несется, пробивая собой облака, колесница Тора, одного из наиболее почитаемых богов страны далеких предков. Осколд был крещен в малолетстве, что не мешало ему уважительно думать о языческих богах, таких живых и реальных в песнях бродивших по Руси скальдов. За Тором, неустанно махавшим над головой священным молотом Мьелниром, неведомо каким образом поспевали обнаженные девы-валькирии, играючи обгонявшие гончих баранов, запряженных в колесницу бога.

Колесница, а за ней и валькирии мчались по изогнутому дугой пути, переливавшемуся всеми цветами радуги. Умирающий мозг Осколда нашел имя радуги – Бифрост, мост, соединявший миры богов и людей.

За Тором и обнаженными девами тянулись призрачные тени могучих воинов в загорающихся при свете молний кольчугах и шлемах. Тени воинов, имевших долю варяжской крови и погибших в этом бою. На верхнем краю радужного моста Бифроста их ждал великий Один, одноглазый великан на восьминогом монстре с конской головой и человечьими ступнями вместо копыт. Верховный бог, повелитель всего на свете, в том числе праздничной, вечно веселой Валгаллы, страны, куда попадают души геройски погибших воинов. Два ворона кружили над богом, дружелюбно каркая при встрече призраков умерших. Воронов звали Мысль и Память, и при взгляде на кружившихся птиц души теряли способность думать и вспоминать. Воин должен действовать и подчиняться командиру – что еще надо?

– Иду к тебе, Один! – воскликнул Осколд, горделиво поднявшись с земли, куда скатился с седла после удара кинжала.

Половец бросил последний взгляд на поверженного врага, с хрипом вытянувшегося на окровавленной земле, и помчался дальше, выискивая следующего противника.

Душа Осколда побежала по Бифросту наверх, догоняя своих.

– Привет тебе, Один! – ликовал Осколд.

– Привет тебе, воин! – громом с небес пророкотал голос бога. – Готов ли ты вступить в Валгаллу?

– Он готов! – ответили за душу валькирии. – Он готов!

Валькирии пели воинственный марш, Тор бил молотом по каменному небесному своду.

Один смеялся, от души обнимая новых гостей и жильцов Валгаллы.

Смерть – это так смешно!..

Для бога.

Ромея Деметриоса занесла в Дикую Степь несчастная любовь. Певичка Феодора, к которой он, к своему несчастью, воспылал страстью, беспредельной и всемогущей, требовала новых и новых подарков. Однажды, доведенный до отчаяния плотским искушением, он забрался в храм Михаила Архистратига и похитил оттуда священный потир, золотой, усыпанный драгоценными камнями.

У Деметриоса хватило ума вынуть камни и переплавить золото, но вот держать язык за зубами он не смог. Феодора, узнав о происхождении подарков, не преминула доложить обо всем соглядатаю патриарха, которому стоила еще дороже, чем Деметриосу, напрягаясь при этом несравненно меньше – соглядатай был уже стар и мужскую силу восстанавливал долго.