Дорога на Тмутаракань

Так что не прогневайся, Роман Гзич, но суждено тебе стать в руках хана Кончака тем оружием, которое отточенным острием поразит сердце беспокойного Гзака. Ложь и предательство ранят душу больнее, чем сталь, это знает каждый, у кого есть душа.

Роман Гзич склонил голову, спрятав лицо в высоко поднятых коленях. Слова юноши зазвучали еще глуше, словно шли из-под земли.

— Половцы моего отца и бродники уже в пути, — сказал он. — Поспеши, хан, если хочешь увидеть когда-нибудь свою дочь целой и невредимой! Жениха не спасти, сохрани невесту!

Кончак резким рывком оторвал солтана Романа от земли, прижал его к стволу дуба и прошипел, как змея перед нападением:

— Что известно о свадьбе моей дочери? Кто рассказал?

— Я не первый предатель в степи, — зашептал Роман. — А жених и его отец плохо разбираются в людях, раз собрались в поход с такими...

— Что задумал твой отец? Отвечай и помни о том, что я смогу отличить ложь от правды!

— Я не врать сюда приехал, — обиженно отозвался Роман. — Верные люди доложили отцу, что несколько русских князей отправились в Половецкое поле за невестой для путивльского князя. Свадебный отряд будет небольшим, чтобы не привлекать внимания, и разбить его будет просто еще и потому, что в разгар боя часть дружинников перейдет к нам. Так обещано, и отец поверил.

— Кто предатель? — Кончак заметил, что продолжает держать Романа едва ли не на весу, и отпустил его.

Юноша перевел дух, мотнул головой, окропив Кончака каплями густо выступившего из лицевых пор пота, и заговорил несколько громче и увереннее, чем раньше:

— Я знаю только одного, сам видел его на днях в лагере отца. Черниговский боярин Ольстин. Ковуй.

Кончак похолодел. Ольстину Олексичу были известны все подробности пути Игоревой дружины, знал черниговец и то, где будет со своими подругами ждать жениха дочь Кончака, прекрасная Гурандухт.

— Ковуев должна быть треть отряда, — пробормотал Кончак. — Если они переметнутся к твоему отцу, Игорь Святославич и его сын обречены.

— Отец надеется на хороший выкуп. На Руси в плену томятся наши родственники, настало время их освобождения.

— А моя дочь?..

Кончак спросил и тут же пожалел об этом. Все было и без того ясно. Ради спасения любимого ребенка хана можно без труда заставить сделать многое. Очень многое.

— Отец хочет оставить ее себе... Прости, хан...

— Зачем ты рассказал мне все это? Зачем ты вообще приехал?

— Погибнет много невинных, — с отчаянием сказал Роман Гзич. — Я должен удержать отца от бессмысленного кровопролития. Русичи обречены, с этим придется смириться. Но жизни половцев священны, а невесту должны сопровождать лучшие из лучших в Черной Кумании. Они, разумеется, будут сражаться за Гурандухт... Большая кровь прольется; я не хочу этого, Бог свидетель!

В те времена слово «расизм» еще не было в моде, беспокоиться о соплеменниках, не заботясь об остальных, считалось нормой жизни. Кончаку казалось, что солтан Роман говорит очень благородно, и это нравилось хану.

— Я благодарен тебе, Роман Гзич, — сказал Кончак. — Вот рука как знак клятвы в том, что отныне мои земли всегда открыты для тебя. Что бы ни случилось, для меня ты всегда будешь дорогим и желанным гостем. А пожелаешь, — хан пристально взглянул на Романа, — и соплеменником.

— Остаться? — переспросил Роман Гзич. — Не могу. Я должен вернуться к отцу. Теперь, хан, мы встретимся только на поле сражения. Там меня и рассудит Бог.

Солтан Роман еще раз благочестиво перекрестился.

— Понимаю, — кивнул головой Кончак. — Это... благородно!

На самом деле Кончак не понимал ничего. Зачем выкладывать планы своего отца его злейшему врагу, а затем возвращаться обратно, зная, что по пятам пойдет сильное войско с волчьей жаждой крови? Благородно, конечно, предотвратить бессмысленные убийства, но стоит ли спасать одни жизни ценой других?

Кончак собирался взять большую цену. Счастье дочери и судьба побратима были для него дороже, чем жизни всех диких половцев и бродников, вместе взятых. Досыта напьется пересохшее без дождей Половецкое поле кровью поверженных врагов!

— Это благородно, — уверенно повторил Кончак еще раз, прощально помахав рукой приготовившемуся в обратный путь Роману Гзичу.

Про себя же хан Кончак решил при первом удобном случае поговорить с каким-нибудь православным священником, чтобы постараться понять, что же делает с людьми эта странная вера.

— Готовьте оружие и седлайте коней, — распорядился Кончак, вернувшись в лагерь. — Пойдем налегке.

— Охота? — удивился один из воинов.

— Да, — ответил хан. — На матерого хищника.

* * *

Князь киевский Святослав Всеволодич дождался, наконец, гонца, о неизбежном прибытии которого давно уже подозревал корачевский воевода. Всадник на взмыленном, покрытом нездешней, черной степной пылью коне явился однажды вечером, нарушив привычную неспешность жизни в глухой приграничной крепости. Дозорные на крепостных забралах всполошились было, разглядев на пришельце восточные доспехи, ценившиеся половцами, но оказавшийся очень кстати там же боярин Кочкарь коротко распорядился пропустить.