Дорога на Тмутаракань

Весна выдалась жаркой, как никогда. Степь высохла, и зеленую траву можно было увидеть только на тенистых склонах оврагов и в редких березовых рощицах. Высохла и земля, копыта коней поднимали густые клубы пыли, кутавшие русских дружинников подобно погребальному савану.

Шли по ночам, выбирая утром удобное место стоянки, сторожи заранее выискивали безопасные урочища, близкие к источникам воды. К полудню под тенью деревьев, а то и просто в чистом поле вырастали походные шатры русского войска, окруженные по укоренившейся степной традиции сцепленными повозками обоза. И только боевые разъезды, подчиняясь приказу, вынуждены были терпеть дневной жар на открытом пространстве. Сталь кольчуг, казалось, обжигала даже через войлочную подкладку, не спасали и тюрбаны, намотанные поверх шлемов для предохранения от солнечного удара.

Миронег ехал без доспехов. Уступками предосторожности стали кожаная безрукавка, одетая на голое тело под кафтан, и аварской работы шлем с деревянной основой, не так сильно давивший на голову. Шлем, разумеется, прятался от солнца под большим, серым от пыли тюрбаном.

Лекарь замечал, как в последние дни его стал сторониться князь Игорь, единственный, кто раньше удостаивал не просто словом — беседой. Дружинники избегали лекаря, считая вслед за христианскими священниками, что все в руках Божьих и пытаться изменить Господний промысел самонадеянно, самое малое. Правда, Миронег знал и другое. После сечи раненые звали сначала мать, а затем лекаря. Только чернецы-монахи стремятся ускорить встречу с Создателем, да и то, как думал лекарь, только на словах.

Миронег держался на небольшом расстоянии от основного войска, между большей частью дружинников и боевым охранением.

Однажды его уединение оказалось нарушенным.

Уже не первый день неподалеку от Миронега кружил незнакомец в странных одеждах, похожих на ромейские, но, тем не менее, иных по покрою. Незнакомец был явным чужаком в свадебном кортеже Владимира Путивльского.

Когда темнело, дружинники, ехавшие в голове войска или на флангах, зажигали факелы, чтобы уверенно разбирать дорогу. Остальные ориентировались на огни, стараясь не забирать от них в сторону.

Свет в степи виден издалека, но это особо никого не тревожило. Половецкие следопыты по гулу земли, протестующей против жестоких ударов подкованных копыт, все равно узнают о приближении войска еще раньше. По степи звук идет быстрее света, это вам не физика, дорогие мои!

— Здесь страшные ночи, — сказал незнакомец, подъехав поближе к Миронегу. — Я чувствую свою полную беззащитность.

Незнакомец замолчал. Лекарь понимал, что тот выжидает, ответит ли собеседник или нет. Молчание в разговоре — лучшая оценка собеседника. Молчат, когда хотят выслушать, и молчат, когда не хотят говорить.

— Привыкли к стенам? — решил поддержать разговор Миронег.

— Стены бывают разными, — ответил незнакомец. — На моей родине, в Болгарии, взгляду всегда есть за что зацепиться. Там — линия не такого уж далекого леса, там — вершина горы или холма, там — изгородь вокруг поля или крестьянской хижины. Здесь же — плоскость! Если земля — дом для нас, то в этом здании строители позабыли возвести стены.

— Таков взгляд горожанина, — заметил Миронег. — Здесь, в степи, кочевникам не требуются стены. Стена отделяет человека от окружающего мира, а степняк чувствует себя частью Поля. Вы же не станете огораживать, скажем, свою голову от тела?

— Возможно, это действительно выше моего понимания, — не стал спорить незнакомец. — Я воспринимаю разумом ваши доводы, но познать их душой — увы, не могу!

— Я не видел вас раньше, — сказал Миронег. — Кто вы? Я понял по вашим словам, что вы подданный ромейского кесаря?

— Болгары никогда не станут подданными ромеев, — несколько громче, чем раньше, сказал незнакомец. — У нас еще будет свой царь!

— Не смею спорить, — мягко произнес Миронег. — Я — Миронег, лекарь.

— Богумил, — ответил незнакомец. — Паломник.

— Вот как? Куда же, если не секрет, вы направляетесь? Не припомню, чтобы в этих местах объявлялись христианские святыни. Или же вы не христианин? Рассказывают, что у вас в Болгарии много поклонников иной веры.

— Вера может быть только одна, — ощетинился Богумил. И почему эти паломники всегда так нетерпимы? — Вера в Создателя... Мне было видение!

— Видение смогло отправить вас в такой дальний путь? Видение, где явь легко заменяется просто мороком?

Болгарин так и не понял, что было в тоне Миронега. Точно, что не вопрос. Возможно, сочувствие или насмешка, но, главное, понимание.

Да, лекарь действительно оказался непростым человеком, как и говорил болгарину незадолго до того боярин Ольстин Олексич, суеверно отводя возможный приход зла магическим сплетением пальцев.

— Завидую вашей вере, — сказал Миронег. — Хорошо, наверное, знать, что есть тот, кто непогрешимей тебя.

— Вы отрицаете существование Бога?