Дорога на Вэлвилл

Уилл не мог усидеть на месте. Энергия била в нем через край, он насвистывал и притопывал в унисон с подергивающей за пальцы рук, пощипывающей пальцы ног музыкой величайшего из дирижеров, несравненного, великого, короля, императора, бога маршевых мелодий, Джона Филиппа Сузы. Целый час Уилл простоял в пятнистой тени вяза, наблюдая, как марширует по лужайке сводный оркестр Санатория, с физиологической размеренностью вскидывая ноги, ритмично покачивая локтями. На начищенных трубах сверкали солнечные блики. Шла репетиция гала-концерта, подготавливаемого Шефом к Дню памяти погибших. Праздничная программа включала в себя пикник на Южной поляне, исполнение негритянских песенок с участием «профессора» Сэмми Сигеля и полудюжины любителей из числа обитателей Санатория; далее – живые картины (в главной роли, конечно же, Вивиан Делорб) и специально сочиненная драма в постановке санаторского Клуба Глубокого Дыхания. Лайтбоди истомился по дому, жена держалась отчужденно, беды плодились, словно мухи, роящиеся над почерневшим бананом, – и все же Уилл не мог устоять перед обаянием Сузы. Тонкий высокий отзвук «Кадетского марша» разносился по коридорам Санатория – Уилл маршировал через холл в кабинет доктора Келлога.

Он понятия не имел, зачем его вызвали. Секретарь доктора, этот малый с неподвижным, словно окаменевшим лицом, остановил Уилла перед завтраком и, ничего не объясняя, предложил явиться к одиннадцати. Уилла это ничуть не смутило. За шесть месяцев он понял, как надо себя вести. Улыбайся до боли в деснах, прикинься здоровым и тупым, ничего им не говори. Самое главное – не задавай вопросов и не рассчитывай на ответ. Если прежде у Уилла бывали сомнения, если когда-то он готов был поверить, что методы этого низкорослого, с ног до головы затянутого в белое диктатора от медицины могут принести хоть какую-то пользу, то, лишившись «узелка» и расположения Элеоноры, сделавшись свидетелем горестной участи, постигшей мисс Манц, Хомера Претца и усерднейшего секретаря самого доктора, Уилл раз и навсегда утвердился в своей позиции: он оставался в рядах пациентов, его состояние не менялось ни в лучшую, ни в худшую сторону, но он лишь терпел и ждал в отчаянной, мучительной надежде, что Элеонора придет однажды в себя и они смогут вернуться домой, на Парсонидж-Лейн, и начать жизнь с начала. Но особых иллюзий у него больше не было.

Однако в тот день доктор Келлог встретил мистера Лайт-боди почти приветливо – и это было необычно, крайне необычно. Их отношения были определены раз и навсегда – строжайшая требовательность со стороны Великого Целителя, покорность и сокрушение со стороны Уилла. Уилл приложился к спиртному в стенах почтенного учреждения, он преследовал с похотливыми намерениями собственную жену, он нарушал режим питания и наотрез отказался от синусоидных ванн, он с апатией относился к гимнастике и без всякого энтузиазма – к смехотерапии. Он даже не пережевывал как следует пищу и не держал правильную осанку. А что это еще за история – отказался обнажиться, входя в бассейн. Уилл разочаровал доктора, и Келлог этого не скрывал. Уилл – саботажник, плохой пример для других пациентов. А потому Уилл имел все основания удивляться, когда Блезе ввел его в кабинет и доктор Келлог поднялся навстречу с благосклонной улыбкой на губах и крепко пожал ему руку.

– Мистер Лайтбоди! Уилл! Как идут дела?

Уилл пожал плечами. Выдавил улыбку.

– Получше, – признал он.

– Ага. – Антисептические глазки доктора смерили Уилла с ног до головы, нащупывая, где притаилась ложь. – Что ж, я очень рад это слышать. Теперь вы не можете отрицать, что чистая жизнь по правилам науки дает положительный эффект, а?

Уилл не стал это отрицать.

– Новая диета вас устраивает?

С тех пор, как закончилась виноградная эпоха, Уиллу позволили выбирать блюда из основного меню, хотя его покушения на сколько-нибудь съедобную пищу – пирожки с черникой, кукурузный хлеб, оладьи – сурово сдерживались девицами из диетического отдела. Поддельную рыбу, эрзац-мясо и кукурузную кашу он мог есть сколько душе угодно – вот только именно этого душа и не принимала.

– Вполне устраивает, – подтвердил он. Радостный дух мелодии Сузы улетучивался.

Коротышка доктор задвигался, собирая со стола листы бумаги, снял со лба козырек и аккуратно пристроил его на специальном деревянном подносике.

– Но я собирался говорить не о вас, – произнес Келлог, искоса поглядывая на Уилла.

– Вот как? – В растерянности Уилл неловко зашаркал ногами по холодным плиткам пола.

– Вы ведь не против прогуляться? – внезапно воскликнул доктор и, обежав вокруг стола, направился прямиком к двери, не дожидаясь согласия Уилла. Блезе немедленно ткнул Уилла в спину, побуждая следовать за Шефом. – Невозможно усидеть за столом в такой прекрасный денек, верно?