На фото – Алыгджер, Иркутской области. Я на олене сижу, папа, тогда директор Алыгджерской средней школы, стоит рядом.
Не устаю удивляться его ясной памяти и жизнелюбию, и нет-нет, да хватаю ручку, чтобы записать что-то интересное из его воспоминаний. Своим детям, а потом и внукам, он умел так рассказать уже знакомые сказки, с новыми подробностями, что дух захватывало.
Когда был учителем в школе, а я была в числе его учеников, преподавал географию, биологию, и так мог увлечь рассказами класс, что мы и после звонка не хотели расходиться.
Географию и биологию очень люблю. И всё благодаря отцу, его дару рассказчика. О чём он нам только не поведал! У него – богатый опыт охотника и исследователя, дома были журналы «Вокруг света», «Юный натуралист», «Охота и охотничье хозяйство», какие-то ещё по естествознанию и путешествиям…
И всем самым интересным, после прохождения основной темы урока, он делился с нами…
Помнятся рассказы о таинственных ниндзя, шаманах и индийских факирах, о животных других стран и племенах…
У отца есть справочники по птицам, зверям, рыбам, бабочкам, и, увидев какого-то зверька, пичугу или жука, он обязательно доискивается – кто это и как его зовут. Много лет изучал растения…
Рассказывать он может бесконечно, и, как и в детстве, мы понимаем, что это – импровизация, творчество. Да, реальные события, факты повторяются, но каждый раз обрастают новыми подробностями, ветвятся, перетекают из одной темы в другую.
К сожалению, отец не записывает своих устных рассказов. Но кое-что мне удаётся сохранить на память.
Отцовские рассказы я вычленяю из долгой речи, как-то сжимаю, компоную, иногда несколько художественно обрабатываю, бережно сохраняя суть. Так рождаются законченные рассказы. И есть ещё немало записей, которые ждут своего часа.
Северные байки
Рассказы отца
Ханты-манси – северный народ. Озёрный, речной, живет в основном рыбалкой, охотой, оленеводством… То, о чём рассказываю, было лет пятьдесят назад… Сейчас, конечно, времена иные…
Однажды на охоту за утками отправились с хантом, соседом.
– Пригнись, Тимофей, – говорю я ему, – Видишь, утки летят. Могут нас заметить, отвернут.
– Зачем? – спокойно отвечает хант Тимофей, – Если Хозяин их нам послал – будут наши. А если другим охотникам – не будут наши…
Ханты верят в Хозяина. Видел сам, как однажды приносили ему в жертву собаку – раскроили псу живот, внутренности вынули и подняли собаку на высоком шесте.
Однажды попал на место святилища. Стоит избушка на сваях, вокруг, на шестах, туши жертвенных оленей…
Разрешается бывать в святилище далеко не каждому. Я сам попал случайно – шел по весеннему льду по реке на лыжах, и вдруг лед стал уходить под воду. Едва успел выскочить на берег… Выбрался, а тут – жертвенник… Рассказал потом хантам. А они:
– Лёд провалился – это тебя Хозяин предупредил. Не ходи больше туда…
У них с каждой речкой, протокой, любым озерком связана какая-то история…
«Женщина шла, с ребёнком, в этом озере пелёнки мыла – нельзя воду пить. А в этом – ноги мыла, тоже пить нельзя…» – и будьте уверены, что воду, действительно, пить нельзя, из-за химического состава опасна она для здоровья…
Делятся они по родам, и в жены берут девушку из другого рода. Платят за неё выкуп. Если денег мало, то жена может убежать обратно, в родной дом. Приходится доплачивать.
– Где жена твоя, – спрашиваю ханта.
– Убежала. Денег мало дал.
– Заплатишь, а она снова убежит.
– Нет, опять не убежит.
И точно, на другой день вижу – сидит у очага.
Хант обычно называет жену «моя бабушка».
– А у тебя бабушка есть?
– Нету, не женился ещё…
Ханты знали, когда сезон на какой вид рыбы, зверя. Но настало время, когда сокровенные знания стали хранить только старики.
– Когда щука пьяная пойдёт?
Отвечают: в такое-то время.
Есть ранней весной период, когда богатая кислородом вода попадает под лёд, и ожившие щуки выходят сонные, обессиленные. Их легко загнать в сети-ловушки, обратно они выбраться не могут, собирай руками…
Питание у хантов – сезонное. Они не делают больших запасов. За зиму худеют неимоверно, ходят, как живые тени, ветром качает. Весной, когда идёт рыба, едят, едят, и недели за две набирают вес так, что вместо глаз – щелочки. Ребёнок запросто может один съесть таз рыбы.
Рыбу самых нежных сортов едят прямо в лодке, сырую, очистив от шкуры, разложив на весле, приправив солёным тузлуком (рассолом).
Щуку за рыбу не считают.
– Нет рыбы.
– А ты что ешь?
– Это не рыба, это щука…
Оленя разделают так, как не под силу опытному мяснику. Не пропадёт ни одна жилочка, ни одна косточка – всё пригодится в хозяйстве, всё найдёт применение. Особая речь – о шкурах.
Качество шкуры – в зависимости от возраста оленя. Шкурки оленят – пыжик, самые нежные, дорогие. Шкуры молодых оленей-подростков идут на одежду. При этом у каждого участка шкуры – своё назначение. Так, камус, шкурки с ног – идут на обувь… У шкур старых оленей одно назначение – «постель». На них спят, ими укрываются…