Дорога навстречу вечернему солнцу

Медведя они тоже не имели права убивать. Если убивали – огромный обряд. Нужно уговорить Хозяина, чтобы он их не преследовал. Всё племя собиралось. Всё знают, ритуал, шаманят, кому шкуру трогать, кому голову, где она должна находиться. Когда можно мясо есть, когда нельзя, на какой стадии обряда, и кому в первую очередь, какие части туши. Но разные. Добытчику – одно, женщинам другое, мужикам-соплеменникам ещё своё – они там разделяют…

Когда заканчивается праздник, шаманство, обряд, они потом над этой головой надругаются. Грехи вспоминают, укоряют его, кого он покалечил, кого задрал, у кого оленей изодрал.

Может и не этот медведь, а всё равно припоминают. Так что ты, мол, не обижайся, но только после того, как главный шаман помиловал, простил его. Даже говорили – русский виноват. Ружьё делал, пулю продал, порох он тоже привёз, а мы только ружьё носили, оно стрелилось! Какая наша вина? Всё это сделал русский против медведя….

Часто – наивные. Интересно даже. С ними – как с детьми. Бывает, даже нехорошие. Бывают, которые прошли уже лагеря. И всё равно он хантом остался, только уже – хреновым. Подлым. Но всё равно подлость такая, детская. «Ой, я русского обманул!».

А что ты его обманул? Я взаймы попросил, да не отдал. На бутылку денег попросил. Пообещал рыбки принести, и не принёс. И считает – ох, какой он хитрый. Как обманул! Пообещал, и ничего не сделал. Младенчество какое-то.

Фантазия и реальность для них – вместе взятое. Верят в свои легенды. Соблюдают свои законы.

Но мастера! Древнее, древнее искусство. Шьют, с деревом работают. Одежда. Как зыряне делают. Они из каждой части шкуры уже знают, какую деталь выкроить, из какой части подошву, голенище. Шьют кисы. Ноги обдирают – делают шкурки на унты.

Подстёжку внутреннюю – обдирают оленёнка – шкура мяконькая, пушистенькая. Национальные узоры прошивают. Ленты из шкурки белые, коричневые, чёрные… Делают рисунок ромбиками, сшивается рисунок лентами. Очень красиво. Рукавицы тоже двойные. Трудно одеваются.

Я тоже первый раз надел, думаю – что же такое, едва натянул. А потом – как будто они выросли у меня на руках! Не перчатки, а в них так легко и удобно работать! Они нигде ничего не жмут. Хоть палками работай ножными, хоть топором, не мешают, не устают мышцы.

Наши рукавицы – то давят, то ещё что, какая-то неловкость. Рука устаёт. А здесь очень хорошо рассчитано. Туго одеты, не слетают, но полная свобода на пальцах. И греют хорошо. Красота! Шапки тоже так. Можно её назад сделать, у неё опушка – вместо шарфика. Китайские искусственные одежды холодят тело, а тут – тепло!

Названия стоянок – расстояние. Измеряют расстоянием лаптя. Всё меряют.

Никакой стамески, никогда. Самодельные дрели. Колышки под определённым углом затачиваются. Знают, как сани сделать. Как полозья изогнуть, как носок закрепить… Заширняют верх и низ, тонкая работа. Нужно отверстие сделать такое, чтобы они соединились без единого гвоздя!

Заплатки

Рассказ отца

Одно время работал я в милиции на Севере. На аэросанях, санях, на глиссере по Оби начальника возил.

А зимой учился в вечерней школе для сельской молодёжи. В техникум меня взяли после 7 класса, а потом не было возможности учиться, ни средств, ничего, а я человек уже взрослый, отслужил.

Однажды в КПЗ привели одного пьяницу, ханта.

– Будешь, – говорю, – дрова пилить.

Есть осуждённые – им уже наказание назначено, а есть – подследственные…

Сельская глубинка… Общая камера для 15-суточников, на день отпускают их, чтобы дрова пилить, для организации, детсада или больницы….

Хант, что привезли, вроде бы нормальный парень. Закончил работу, говорю:

– Домой поедешь? Тебя отпустили.

А он:

– Да не на чем. Обещали приехать с соседнего села, стойбища, заберут. А сейчас-то некуда.

Я говорю:

– Ну ладно, пойди у меня день-два переночуй.

Пожалел. А он – вшивый! Вши от него по полу поползли… Но из дому не выгонишь. Утром вшей веником подметал. Хлоркой обрабатывал кругом. Даже на стул садиться страшно было. Такого количества вшей никогда в жизни не видел.

Заметил, что ему с непривычки жарко. Снял он свою одежду, из оленей кожи сшитую, потом пиджак старый. Я обратил внимание на его одежду, на малицу – шубу с рукавицами, с шапкой сразу, как платье.

Пять заплатин на лопатке, из другой шерсти, выделяются. Думаю – какая мне разница.

Когда он снял малицу, положил на пол, смотрю, на его сером пиджаке такие же заплаты, из простого материала, красные, розовенькие, белые. Аккуратно пришиты.

И когда он снял пиджак, то у него что-то наподобие майки. У ней – тоже!

Я говорю:

–Сними эту свою, шушмуру-то.

– Ну, – говорит, – посмотри, посмотри. На спине тоже такие шрамы.

Я говорю:

– Расскажи, что это за знаки такие?

– В прошлом году собака лаял, лаял, в ельнике, а я белку смотрю, смотрю, искал, искал, искал, потом чую, кто-то мне сзади в ухо дышит, оглянулся – а медведь стоит! Я даже ничего не успел ему сказать, он меня как лапой шибанёт! Больше ничего не помню…