Дорога неровная

- Но только не здесь, - сказал Геннадий, который шагал молча рядом.

- Почему? Здесь у вас так светло, всё по-честному, ведь ты мог бы и не сказать, что мне вас нельзя обнимать, видимо, это плохо для меня, но ты сказал. Я и хочу жить рядом с людьми, души которых созвучны моей, я хочу быть с ними на одной волне, а там, в моей действительности, очень многие не на моей волне. Я стараюсь переключиться, но у меня не получается.

- А почему ты желаешь быть похожей на других? - усмехнулся Гена. - Каждый человек имеет право на самостоятельное мнение, и если тебе кто-то в этом отказывает, то это его грех, не твой. Каждый человек имеет право на уважение, даже самый незначительный, и никто не может его унижать, а если так происходит, то это грех того, кто унижает. И ты не обижайся на таких людей.

- Больно же, когда тебя бьют по душе!

- Больно, но ты прости этих людей, и не тебе, им будет нехорошо…

- Но ведь нехорошо желать зла другому!

- А ты и не желай, прости и всё. Простить - это великий поступок, не пустить зло в душу - это почти подвиг.

- Знаешь, - стеснительно произнесла Александра, - я иногда молюсь за то, чтобы мне не озлобиться, это помогло мне простить Виталия, когда он уехал, это помогло мне детей растить, это и сейчас помогает, но больно же! Всё равно больно!

- Эх, Пигалица, если бы знала, сколько в мире человеческом боли! Твоя боль - частица её, а ты её преодолей и живи по-прежнему по совести, как жила и прежде, всё равно ведь не изменишься.

- Вот я и хочу остаться в вашем небесном посёлке, он же небесный, да, Гена?

Геннадий хмыкнул весело, но ничего не ответил.

- Как мне остаться у вас?

Геннадий глянул сурово и сказал:

- И думать об этом забудь. Не стремись раньше времени к Богу в рай.

- А к чёрту в ад? - засмеялась Александра.

- А там тебе вообще делать нечего, тем более - раньше времени. А ещё раз заведёшь речь, чтобы остаться, ей-Богу, задеру юбку и всыплю как следует. Никогда не думай о смерти, не проси её, потому что каждому человеку отпущен свой срок. Все равно, пока время не придет, даже если совсем худо будет, никто тебе твой срок жизни не уменьшит. Ясно? И чтобы я этого больше не слышал!

- Да я и так первый раз тебе говорю, впервые ведь здесь оказалась.

Геннадий улыбнулся загадочно и перевёл разговор в иное русло:

- А ты молодец, хорошие песни у тебя получились.

- Ты откуда знаешь? - Удивилась Александра. - Мы с тобой уж десять лет не виделись, с тех пор как… - она запнулась, чтобы не выговорить: «Я тебя последний раз в морге видела», - подумала, что нехорошо так говорить живому человеку, а ведь Гена, похоже, живой. - Да я и не думала песни свои в эстрадные обращать, просто пела да на гитаре брякала.

- И с Михаилом ты тоже хорошо придумала, молодец, он и в самом деле - не твой мужчина.

- А кто - мой? - запальчиво выкрикнула Александра. - Уж сколько раз могла замуж выйти, а всё не получается, всё расходимся по сторонам. Мне нельзя жить без любви, пусть даже безответной, потому что иначе я не могу творить: солнце становится черным, и душа стареет. Кто мой мужчина? Ты знаешь? Ты мысли мои угадываешь, может, и про судьбу мою расскажешь?

- Нет, судьбу свою знать никому не позволено. Да и незачем, жить будет неинтересно, если наперёд будешь знать каждый свой шаг. Твоя судьба в руках Божиих. Ты - счастливая, только не понимаешь этого.

- А цыганки же предсказывают.

Геннадий расхохотался:

- Мамка рассказывала, как ты в детстве девчонкам своим гадала. Помнишь?

Александра тоже засмеялась: конечно, помнила. Павла Фёдоровна показала ей значения карт, и Александра впервые погадала одной из подружек. И что удивительно, всё угадала, да и то, что в будущем насулила - тоже сбылось. А потом она так навострилась, что ни разу промашки не было, ведь хорошо знала подружек своих, про секреты их знала, а уж свести по крохам знания воедино, дело, как говорится, техники. И понеслась по Лесопильщиков весть, что Шурка Дружникова очень хорошо гадает, однажды даже взрослая соседка к ней прибежала с просьбой погадать.

Так вот разговаривая, иной раз и споря, Александра вместе со всеми дошла до утопающего в яркой зелени белокаменного поселка. Он был красив не только стенами домов, сверкающих в лучах яркого солнца, и пышными кронами деревьев - в каждом палисаднике росли яркие цветы, а цветы Александра всегда любила. Она вспомнила, что в Тавде от маминого садика у глухой стены их дома ничего не осталось: соседи-варвары выдернули всё с корнем, лишь тополь остался, и он был для Александры символом возвращения в Тавду. Она всегда приходила с ним поздороваться, если вдруг приезжала в родной город.

- Мама, а тополь мой до сих пор растет, - сообщила Александра матери, - а вот цветы, смородина, сирень - вырвано с корнем.

Павла Фёдоровна грустно улыбнулась:

- Прости их, доченька, это неумные люди сделали, завистливые и злые. К сожалению, такие есть во все времена. Их пожалеть надо, потому что они не видят прекрасного, им это просто недоступно. А ты…

- Я поняла, ты хотела сказать: «Я иду через дали синие, Через огненные лучи…»

Павла Фёдоровна кивнула.