Читаем Дорога неровная полностью

Эшелон миновал Хабаровск, Иркутск… Громыхая колесами, мчался на запад почти без остановок: всюду эшелону давали «зеленый свет», останавливался он лишь там, где бывшие пленные солдаты должны были покинуть эшелон да на глухих разъездах, где раз в сутки выдавался скудный паек. Словом, все делалось для того, чтобы побыстрее рассеять по сторонам «революционную заразу», дескать, по-одиночке солдаты не осмелятся бунтовать - Григорий и в этом оказался прав.

Ермолаев теперь лежал на нарах один, ни с кем не разговаривал, подложив под голову крупные ладони, смотрел в потолок теплушки и все думал, думал, вспоминая всю свою жизнь, ведь она, прожитая уже жизнь, вспоминается не только в последний, смертный, час. Чаще всего она пробегает перед глазами, когда человеку плохо, когда нерадостно на душе. А чему мог радоваться Ермолаев, возвращаясь на родину, имея лишь мозолистые руки да кресты на груди, а к ним вон как относятся, видал уже…

… Жил да был-бедствовал в деревне Викулово Ишимского уезда мужик Корнил Ермолаев. Росли у него двое детей - Агафья да Егорашка. Трое сыновей у Корнила было до Егора, в Сибири это - путь к богатству, ведь когда в семье много рабочих мужских рук, то, знай, работай, не ленись. Но первого сына жена Катерина на чужой полосе родила в страдную пору неживого. Второго сына корь унесла, третьего - дифтерия. Негде было бедняку денег взять на лекарства, да и далеко те лекарства - в Ишиме. Один сын вырос - Егор. И все-таки свою мечту - иметь крепкое хозяйство - Корнил не оставил. Тут и случай вышел: богатый сосед задумал сына женить и решил прежде поставить ему новый дом, а Корнила нанял лесорубом. Выходило так, что после расчета мог Корнил купить себе лошадь, а если б выдался год урожайный, то и на коровенку хватило бы, зимой можно было бы еще заняться извозом в Ишиме.

Едет, бывало, Корнил в тайгу порожний или обратно с лесом, а сам все мечтает, как заживет хорошо. Вернется домой и все рассказывает про то Катерине, а та только похмыкивает да поддакивает мужу, тоже радуется вместе с ним. Но однажды Корнил не вернулся.

Побежала Катерина к хозяину, к кому муж лесорубом подрядился, дал он ей повозку и работника в помощь: не столько Корнила пожалел, сколько своего коня-битюга, на котором Корнил возил бревна - тоже ведь не вернулся из леса. Ходко бежал конь по накатанной дороге, а сердце у Катерины рвалось на кусочки от дурного безумного предчувствия. И совсем ей стало жутко, когда вдруг встретили медленно бредущего коня без возницы с одним бревном на санях.

- Корни-и-и-л! - взвился крик над тайгой. - … и-и-и-л-л… - где-то завязло эхо вдали.

Соскочила Катерина с саней, бросилась по следу в тайгу, откуда вышел груженый битюг, страх бился в груди, вырывался вместе с криком:

- Корнил! Корнилушка-а-а!

Корнила Катерина нашла мертвым под огромной толстенной сосной. Вдвоем с работником еле-еле вытянули они его из-под сосны. Лес вокруг Викулова славился на весь уезд - вековые кондовые сосны-красавицы, стройные и ровные, сердцевина у них крупная, плотная. Корнил, чтобы больше заработать денег, лес валил в одиночку - силушка у него была богатырская, а вот не уберегся. Как случилась такая беда с осторожным и рассудительным Корнилом, никто им поведать не мог: тайга тайны хранит крепко.

Похоронить Корнила помогли Катерине товарищи его. Беззлобный был мужик, спокойный и веселый, любили его в Викулове, потому в тяжкий час и пришли на помощь его вдове.

Хоронила мужа Катерина молча, только посверкивали сухие запавшие глаза, ни единой слезинки не выронила наперекор традициям, когда бабы причитали над гробом, а едва разошлись односельчане после поминок, взвыла по-дурному, аж зубы заклацали. Стояли рядом дети - семнадцатилетняя Агафья и двухлеток Егорушка. Дочь отпаивала ее водой, а сынишка, сидя у нее на коленях, уткнув головенку матери в грудь тоже хныкал безостановочно.

Тоскуй не тоскуй, а жить надо, детей на ноги «ставить» - Егорушку вырастить да дочь замуж отдать за хорошего человека. Потому проплакалась Катерина один раз и впряглась в работу: в поле хлеб жала, сено граблила, стирала, шила, лен мяла да полотно ткала, никакой работой не брезговала, лишь бы платили. Потому иссохлась Катерина, изработалась раньше времени, таяла день ото дня. А рядом всегда Агафья, ласковая послушная и работящая дочь, иначе совсем трудно пришлось бы Катерине.

Так прожили они до другого Рождества - год сравнялся, как умер Корнил, отпраздновали Пасху, и как-то вечером в дом ввалились гости. Агафья как увидела их - из дома выскочила, а Катерина не знала куда гостей усадить, ведь к ним пожаловал самый богатый человек села - Захар Медведев с сыном Пантелеем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дикое поле
Дикое поле

Первая половина XVII века, Россия. Наконец-то минули долгие годы страшного лихолетья — нашествия иноземцев, царствование Лжедмитрия, междоусобицы, мор, голод, непосильные войны, — но по-прежнему неспокойно на рубежах государства. На западе снова поднимают голову поляки, с юга подпирают коварные турки, не дают покоя татарские набеги. Самые светлые и дальновидные российские головы понимают: не только мощью войска, не одной лишь доблестью ратников можно противостоять врагу — но и хитростью тайных осведомителей, ловкостью разведчиков, отчаянной смелостью лазутчиков, которым суждено стать глазами и ушами Державы. Автор историко-приключенческого романа «Дикое поле» в увлекательной, захватывающей, романтичной манере излагает собственную версию истории зарождения и становления российской разведки, ее напряженного, острого, а порой и смертельно опасного противоборства с гораздо более опытной и коварной шпионской организацией католического Рима.

Василий Веденеев , Василий Владимирович Веденеев

Приключения / Исторические приключения / Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза