Дорога отчаянья

- Разве ты еще не понял, что ЗАВТРА уже не будет?! – Не выдержал я. – Все, мир рухнул в тартарары со своими порядками и законами. Есть только СЕГОДНЯ, нужно жить здесь и сейчас, беря от каждого мгновения все, что только возможно. Потому что ЗАВТРА может не наступить. Никогда! Если ты раньше жил в мире и спокойствие, был уверен в себе и окружающих тебя людях, мог что-то планировать, то сейчас все по-другому. Ты закроешь глаза и провалишься в сон, а в убежище сломается система вентиляции, мы задохнемся или отравимся радиоактивными веществами; с поверхности прорвутся выжившие и перестреляют всех только потому, что мы тут – в безопасности, а они там – подыхают от лучевой болезни; или взбесится кто-нибудь из нас, с ума сойдет, клаустрофобия замучает, и перед тем, как себя убить, отправит на тот свет еще кого-нибудь, чтобы там было с кем в шахматы играть. Нельзя знать ничего наверняка. Есть только сегодня, сейчас, здесь…

- Так ты что, спать не собираешься ложиться? – зевнул Андрей.

- Да ну тебя! Глупый болван! – вспыхнул я и отвернулся.

- Что? Что я такого сказал?

- Иногда лучше жевать, чем говорить. Спать ложись..

Глава 3. А МОЖЕТ ВОДОЧКИ?

Жизнь в убежище налаживалась, если так можно сказать… не спеша, не хотя, словно старую, простоявшую под открытым небом, военную технику (ну, скажем, танк), которая была законсервирована много лет назад, решили реанимировать, да не просто завести, а выполнить на ней сложные маневры. Вот как только сняли защитные чехлы, посыпались неприятности: одного нет, второе потеряли, гусеницы пропили, а водитель умер, причем давно и надолго, но об этом никому не доложили. И это не все, бед этих, не пересчесть. Такая же история и у нас…

Утро следующего после Катастрофы дня началось с известия, что повесился комендант. Нашел его один из солдат группы обеспечения. Ночью. В туалете. Офицер свел счеты с жизнью с помощью той самой лески с пластмассовым колечком на конце. Солдата привлек шум без конца лившейся воды в туалете, рядом с помещением штаба. Зайдя внутрь, он увидел открытую дверь в кабинку и торчащие ноги. Вода медленно растекалась по всему помещению, распространяя зловонный запах. Пройдя чуть вперед, перед солдатом предстала вся картина. Не медля ни секунды, он помчался в штаб и доложил дежурному о случившемся. Командование оперативно приняло меры, труп капитана Макарова сразу же перенесли в техническое помещение, а всем очевидцам велели молчать. Да только поздно. Солдат рассказал товарищу, тот – другому, и к утру больше половины спасшихся знали о происшествии. Официальная версия самоубийства: не смог смириться с происходящей действительностью. О случившемся объявили при подъеме. Для многих это известие стало шокирующим, так как капитан вел себя подчеркнуто выдержано, величественно и спокойно, никто даже подумать не мог, что случится что-то подобное. Позже, от солдат, которые стояли с комендантом на входе в убежище в день Катастрофы, появилась еще одна версия: офицер не выдержал груза убийства парня, который стал случайной жертвой; не смог простить себе слабоволие и отсутствие должной выдержки. Это подтверждала и записка, найденная в кармане кителя: «Я не могу… не могу так жить! Его глаза… я постоянно вижу их. Слышу, как он выдыхает в последний раз воздух, пытаясь сказать «Не стреляйте»… Я проявил слабость духа, таким не место в армии, таких офицеров не должно быть в убежище… Прощайте».

После подъема список самоубийц пополнился. Не проснулось три человека. Все оказались врачами, и, видимо, знали друг друга, так как упаковку от снотворного нашли только у одного. Предсмертных записок не было.

Первая проблема возникла, когда решали, что делать с телами умерших. Морга в убежище не было и быть не могло, так как по всем инструкциям оно (убежище) предназначено для кратковременного нахождения укрываемых, и через неделю люди должны вернуться к жизни на поверхности. Выносить тела в город тоже нельзя. Поэтому было принято решение, временно переложить трупы в холодильник, предназначенный для хранения продуктов.

Смириться с Катастрофой было тяжело, еще труднее было жить в замкнутом пространстве, без окон, солнечного света и, как ни странно, постоянной тяжелой нудной работы. Каждый был предоставлен сам себе, варился в собственных мыслях, и, будучи в основном ничем не занят, накручивал в голове не весть что. Атмосфера в отсеках была накалена до предела. То и дело вспыхивали какие-то конфликты, потасовки, драки. Нужна была разрядка, всем хотелось выплеснуть негативную энергию, и сосед по комнате подходил на роль куклы для битья очень даже хорошо.

Но сложнее всего было командованию. Они знали больше нас и понимали, в каком плачевном состоянии мы находимся.