Дорога Отчаяния

Жестокость порождает жестокость так же, как ночь следует за ночью. Зверства громоздились на зверства. Невзирая на свое сочувствие к забастовщикам, Доминик Фронтера не мог более закрывать глаза на безумие и насилие, сотрясавшие его город. Компания угрожала принять прямые меры против преступников, хотя ее служба безопасности не имела полномочий за пределами забора. Доминик Фронтера пообещал шефу службы отреагировать незамедлительно, хотя и не представлял, каким образом. Он отправился навестить Раэла Манделлу–младшего в Бар/Отель.

Личный телохранитель Раэла Манделлы–младшего не позволил Фронтере подойти к нему ближе, чем на три метра.

— Это должно прекратиться, Раэл.

Глава бастующих пожал плечами.

— Мне очень жаль, но это прекратиться не раньше, чем уедут штрейкбрехеры. Это их вина. Если вы хотите мирного разрешения проблемы, идите в Компанию, а не ко мне.

— Я только что оттуда. Они говорят то же самое, с точностью до наоборот. Не разыгрывай передо мной простака, Раэл. Я знаю тебя с тех пор, как ты был мальчишкой. Пока что у меня нет ни имен, ни доказательств, но закон — это закон, он не зависит от моих симпатий, и как только у меня появятся улики, он будет применен.

— Ты мне угрожаешь?

Доминик Фронтера лучше всех осознавал, насколько бессмысленно, с его‑то горсткой толстых, мирных констеблей, угрожать человеку, осмелившемуся бросить вызов транспланетной Корпорации Вифлеем Арес; и все же он сказал:

— Это не угроза, Раэл. Это совет.

К концу недели бежали все штрейкбрехеры за исключением трех сотен. Из этих оставшихся пятьдесят два остались навсегда — на городском кладбище. Эта же неделя была отмечена похоронами первого мученика Конкордата. Сепараторщик Вилли Гумира, 9 лет, холостой, был убит ударом кирпича по затылку в тот момент, когда попытался с ножом в руке подойти к сепараторщику–штрейкбрехеру из Мажино около начальной школы «Индустрия — это восторг». Вилли был мучеником, намеренной жертвой, победителем, чудовищем. Вилли опустили в землю в погребальной урне, накрытой бело–зеленым стягом Конкордата, под причитания матери, двух сестер и возлюбленной.

Раэл Манделла–младший и забастовочный комитет присутствовали на похоронах.

— И каковы сейчас показатели производства?

— Снизились до десяти процентов от оптимального уровня. По моим расчетам, завод станет убыточным через двадцать два дня.

— Забастовочного фонда хватит только на пятнадцать. Мавда, попробуй добиться денежной помощи и регулярных воздушных поставок от наших сторонников. Б. Дж., не ослабляй нажим на другие транспланетные компании, неудачи Вифлеем Арес — их удача. Я думаю переговорить с тетушкой, может быть, она сможет безвозмездно выделить нам место в церковных приютах. Это позволит сэкономить хоть какие‑то средства.

Шесть заговорщиков поклонились и разошлись каждый в свою сторону, а первые лопаты превосходной красной грязи обрушились на керамический гроб Вилли Гумиры.

49

Умертвив более трех четвертей своей плоти, Вдохновение Кадиллак стал в соответствующей степени менее покладистым, думала Таасмин Манделла.

— Госпожа, вы не должны позволять втянуть себя в диспут вокруг Сталелитейной компании Вифлеем Арес. Вы не должны смешивать дух с политикой.

Серая Госпожа и Железный Камерарий торопливо шагали по подземному коридору, ведущему из личных комнат в общие помещения. На слове «политика» Таасмин Манделла остановилась и прошептала Вдохновению Кадиллаку на ухо:

— Ты еси лицемер. Скажи мне, если дух не касается всякого проявления жизни, даже политики — истинный ли это дух? Скажи мне. — И она устремилась прочь по залитому неоновым светом коридору. Протезированный камерарий поспешал вслед за ней, щелкая и жужжа своими протезами.

— Госпожа, не сочтите за неуважение, но вы позволяете эмоциям затуманить ваш разум. Проигнорируйте тот факт, что Раэл Манделла–младший ваш племянник; вы должны принять взвешенное решение, следует ли допустить еретиков… прошу прощения, Госпожа, бастующих, в наши дортуары или нет. Если из рассмотрения устранены затемняющие картину субъективные факторы, решение становится совершенно очевидным.

У входа в зал аудиенций Таасмин Манделла снова остановилась.

— Разумеется, оно очевидно, Камерарий. Я объявлю о своей полной духовной, моральной и экономической поддержке Конкордата.

— Госпожа! Это безумие! Подумайте о паломниках, от чьей щедрости мы зависим — не будут ли они отвращены этим необдуманным шагом? Подумайте о Бедных Чадах — объединяясь с ере… забастовщиками, вы, в сущности, отвергаете их веру в святость Стальградского Храма. Вы не можете отринуть всех своих верных последователей — и пилигримов, и Бедных Чад!

— Мне известно, откуда исходят эти поддельные пророчества о фабрике, Камерарий. Я и на треть не так глупа, как ты полагаешь.

Она воссела на троне в зале аудиенций в столбе солнечного света, отбрасываемого расположенными под углом зеркалами. У ног ее были рассыпаны цветы и завитки металлической стружки, а перед ней стояла шеренга паломников с мрачно сведенными бровями, над которыми красовались девятиконечные звезды. Воздух дышал холодным благочестием.