Дорога Отчаяния

Помещение наполнилось пурпурным светом, испускаемым фонарем причудливой формы, висящим у них над головами. В этом странном свете Мария Квинсана увидела себя, отраженную тысячу тысяч тысяч раз в бесконечном зеркальном лабиринте. Образы растворялись, ускользали прочь, едва глаз успевал охватить их, под действием сложного механизма, вращающего зеркала. Мария Квинсана скоро поняла, что хитрость состояла в том, чтобы удерживать образы на периферии зрения, и прибегнув к этой уловке, она смогла разглядеть таинственные намеки на будущую себя: женщину в хаки с МФБС на плече, женщину с пятью детьми, цепляющимися за юбку и свернувшимся в чреве шестым, женщину, величественную и властную в одеяниях судьи, обнаженную женщину на наполненном глицерином матрасе, женщину усталую, женщину радостную, женщину горестную, женщину мертвую — которые мгновенно уносились прочь, словно незнакомцы за стеклом поезда, к своей собственной судьбе. Здесь были лица невоплотившихся амбиций, лица отчаяния, лица надежды и лица, оставившие всякую надежду ради знания, что их нынешний удел — это все, на что они могут рассчитывать: были тут лица смерти, тысячи окровавленных или пепельно–бледных лиц, сожженных до угольной черноты или разрываемых гнойными фурункулами, высушенных возрастом или исполненных того лживого спокойствия, которое смерть дарует самым яростным своим противникам.

— Смерть ждет каждого, — сказала Мария Квинсана. — Покажите мою будущую жизнь.

— В таком случае, взгляните сюда, — сказал Адам Блэк.

Мария Квинсана посмотрела в указанном направлении и успела разглядеть сардонически улыбающуюся фигуру, которая бросила на нее взгляд через плечо и двинулась прочь, скользя от зеркала к зеркалу легкой поступью ягуара. Она шагала, как власть имеющая; так ходят создатели планет, формовщики миров. Именно такой она себя всегда и видела.

— Мне нужна она.

— Тогда идите и возьмите ее.

Мария Квинсана пошла вперед, догоняя будущее, и с каждым шагом в ней, как цветок, распускалась уверенность. Она сорвалась на бег, бег охотницы, и когда зеркала бросились прочь с ее пути, показывая только пустые отражения других зеркал, она увидела, что добыча замедляет свой ход. Сила и власть перетекали из ее образа в нее саму. Мария Квинсана приблизилась к ускользающему изображению на расстояние вытянутой руки.

— Попалась! — объявила она и крепко схватила свой образ за плечо. Со всхлипом ужаса отражение развернулась, и она увидела себя такой, как есть — уверенной, но неуверенной, знающей, но невежественной, рабыней свободы — и поняла, что в какой‑то момент преследования она стала отражением, а то — ею. Образ сжался в точку, рассеялся сияющей пылью, воздух с хлопком заполнил пустоту и Мария Квинсана обнаружила себя у входа в Зеркальный зал.

— Смею надеяться, вы получили искомое, — вежливо произнес Адам Блэк.

— Думаю, да. Ах да, чуть не забыла — вот пятьдесят сентаво.

— Для вас, мадам, бесплатно. С удовлетворенных клиентов плата не взимается. Платят только недовольные. Что ж, они ведь платят всегда, вам не кажется? Однако сейчас, думаю, я вспомнил вас, мадам, ваше лицо мне знакомо; имеете ли вы какое‑то отношение к месту под названием Дорога Отчаяния?

— Боюсь, очень давнее и очень дальнее, и сейчас я совсем не та, какой была тогда.

— Это можно сказать о любом из нас, мадам. Что ж, доброго вам вечера, благодарю вас за визит и лишь прошу, если вы не против, рассказать друзьям и родственникам о чудеса Странствующей Чатоквы и Образовательной Экстраваганцы Адама Блэка.

Мария Квинсана пересекла пути, направляясь к залитому светом запасному пути, где разводил пары товарняк, на цистернах которого значился пункт назначения: Мудрость. Начинался дождь — мелкий, холодный, колючий дождь. Мария Квинсана думала над тем, что увидела. Она знала теперь, кто она. У нее была цель. Свобода никуда не делась, но теперь это была свобода, наведенная на цель. Она будет искать ответственности, ибо свобода без ответственности ничего не стоит, и к этой паре ей придется добавить власть, ибо без власти ответственность бессильна. Она должна отправиться в Мудрость и короновать в себе самой троякую свободу.

Подойдя к товарняку, она увидела машиниста, махавшего ей. Она улыбнулась и помахала в ответ.

Две странность этого вечера не укладывались в ее схему. Во–первых, во временных зеркалах совершенно отсутствовало отражение Адама Блэка. Во–вторых, образ, который она настигла и поглотила, двигался в общем направлении Дороги Отчаяния.

32

В тот самый день, как призрак отца открыл ей, что она подменыш, Арни Тенебра отказалась жить под одной крышей с родителями, живыми или мертвыми. Если она Манделла, она будет жить как Манделла, в доме Манделла. Она нашла Дедушку Харана спящим на веранде в окружении саженцев (в последнее время у него проснулась страсть к садоводству, отчасти вызванная неудавшимся отцовством). Он сидел с широко открытым ртом и громко храпел. Арни Тенебра раздавила прямо в этот рот перец чили и, дождавшись, когда жжение и ярость немного поутихнут, присела в реверансе и сказала: