Читаем Дорога перемен полностью

Получилась отличная финальная реплика. Перед глазами все плыло, когда Фрэнк стремглав бросился из гостиной, проскочил через холл и влетел в спальню, где пинком закрыл дверь и, плюхнувшись на кровать, саданул кулаком в ладонь. Вот так вот!

Здорово сказал. Но так ли это? Он вправду этого хотел?

— Да! — прошептал Фрэнк. — Да, да, да!

Он шумно дышал ртом, сердце стучало, как барабан; Фрэнк сомкнул пересохшие губы, сглотнул, и теперь слышалось одно лишь его сопение. Понемногу оно стихло, бешеный ток крови унялся, и Фрэнк стал различать окружающие предметы: оконные шторы, подсвеченные заходящим солнцем, яркие пузырьки и флаконы на туалетном столике, белую ночную сорочку Эйприл в платяной нише, где аккуратно выстроились туфли на высоком каблуке, балетки и затертые синие тапочки.

Наступила тишина; Фрэнк жалел, что заточил себя в спальне, — хотелось выпить. Потом он услышал, как хлопнула кухонная дверь, за ней сетчатая, и его охватила знакомая паника: Эйприл уходит!

Фрэнк бесшумно пронесся к выходу, надеясь ее перехватить и что-нибудь сказать, все что угодно, прежде чем она заведет машину. Однако ни в машине, ни рядом с ней Эйприл не было. Она исчезла. Чувствуя, как трясутся щеки, Фрэнк обежал дом и обалдело собрался на второй круг, когда разглядел ее в рощице. Эйприл неловко взбиралась на холм; среди камней и деревьев она казалась совсем маленькой. Фрэнк припустил через лужайку, прыжком одолел каменный заборчик и стал продираться сквозь кустарник, тревожась, что она и впрямь спятила. Кой черт ее туда понес? Вот сейчас он ее догонит, повернет к себе и увидит идиотскую улыбку вкупе с бессмысленным взглядом…

— Не подходи! — крикнула Эйприл.

— Послушай…

— Не подходи, я сказала! Неужели и здесь не дашь мне покоя?

Отдуваясь, Фрэнк остановился в нескольких ярдах ниже по склону. Слава богу, не рехнулась, взгляд ясный. Но здесь скандалить нельзя — их отовсюду видно и слышно.

— Эйприл, я ляпнул сгоряча. Я вовсе не хотел того, о чем сказал, правда.

— Все балаболишь? Что ж надо сделать, чтобы ты заткнулся? — Она обхватила ствол дерева.

— Спустись, пожалуйста. Чего тебя туда понесло…

— Хочешь, чтобы я опять заорала? Изволь, если скажешь еще хоть слово. Обещаю.

Если она завопит, ее услышат в каждом доме на Революционном Холме. Услышат и за Холмом, у Кэмпбеллов. Фрэнку ничего не оставалось, как в одиночестве тем же путем вернуться в дом.

Через кухонное окно он мрачно следил за Эйприл — сначала пригнувшись, а потом сидя на стуле, который задвинул в тень, чтобы самому оставаться незримым.

Она ничего не делала, так и стояла, прислонившись к дереву; в сгустившихся сумерках ее было уже трудно различить. Вспыхнуло желтое пламя, потом возник красный уголек сигареты; он описывал плавные дуги, затем погас, и роща погрузилась во тьму.

Фрэнк упрямо вглядывался в черневшие деревья, но вдруг совсем рядом увидел бледный силуэт, который через лужайку направлялся к дому. Едва успев скрыться в гостиной, Фрэнк услышал, что жена сняла трубку и набирает номер.

Голос ее звучал абсолютно спокойно:

— Милли? Привет… Ага, недавно ушли. Слушай, хочу попросить тебя об одолжении. Понимаешь, мне нездоровится, наверное, грипп, а Фрэнк совсем измотан. Ничего, если дети у вас переночуют?.. Ой, чудесно, Милли, спасибо… Нет, не беспокойся, вчера я их искупала… Я знаю, они обрадуются, им у вас очень нравится… Ну тогда пока. Утром я позвоню.

Потом она вошла в гостиную и зажгла свет, от яркости которого оба замигали и сощурились. Растерянность, охватившая Фрэнка, заглушила все другие чувства. Казалось, Эйприл тоже растеряна; она прошла к дивану и улеглась лицом к спинке.

Прежде в подобных случаях Фрэнк садился в машину и ехал куда глаза глядят, останавливаясь в каждом расцвеченном огнями баре, где высыпал деньги на мокрую стойку, угрюмо слушал долгие препирательства официанток с пьяными строителями, бросал монеты в лязгающий музыкальный аппарат, а затем снова на скорости пожирал ночь, покуда его не смаривала усталость.

Нынче на подвиги не тянуло. Беда в том, что раньше ничего подобного не случалось. Он был физически не в состоянии выйти во двор и завести машину, не говоря уже о том, чтобы сесть за руль. В ушах звон, ноги ватные — слава богу, что можно остаться под панцирем дома. Сил достало лишь на то, чтобы уковылять в спальню; однако, невзирая на отчаяние, он сообразил прихватить с собой бутылку виски.

Не раздеваясь, Фрэнк рухнул в постель и всю ночь пропотел в ярких кошмарах. Временами сквозь сон мнилось, будто Эйприл ходит по дому; под утро он разлепил глаза и четко увидел ее на краю постели. Или померещилось?

— Малыш… — прошептали его спекшиеся губы. — Маленькая, не уходи… — он взял ее руку, — …прошу, останься…

— Ш-ш-ш… все хорошо. — Она стиснула его пальцы. — Все хорошо, Фрэнк. Спи…

Ее голос и прохладная рука принесли волшебный покой, было уже все равно, сон это или явь, и Фрэнк нырнул в блаженное забытье без сновидений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее