Дорога по облакам

Принц вскочил с кресла и принялся порывисто ходить по шатру. Иногда он останавливался и вопросительно смотрел на Борха.

— Я понимаю, господа, вы все удивлены, — произнес глава службы безопасности и, завернув рукав, продемонстрировал свою татуировку на запястье. — Но этот знак нельзя обмануть. Госпожа Эвглин пришла к нам из другого мира, и я немедленно известил об этом его величество.

Борх сунулся в папку и извлек желтый бланк, на котором приходили телеграммы от высочайшего имени, и Харвис, пожалуй, затруднялся сказать, что удивило больше: девушка из другого мира или эта телеграмма.

— Итак, господа. Его величество Клаус своей высочайшей волей прощает его высочество Альдена и всех, кто осужден вместе с ним, — прочел он. — Всем, кто был отправлен в Приграничье, надлежит вернуться в столицу. Харвис ванн Рейн восстановлен в Эльсингфосской академии чародейства и волшебства в должности проректора по научной работе. Студентку помянутой академии Эвглин Шу требуется срочно направить под надзор.

Борх свернул листок и произнес:

— Мы возвращаемся домой, господа.

Несколько долгих минут в шатре было тихо, а потом тишина взорвалась такими торжествующими воплями, что закладывало уши. Полковник сгреб Харвиса в объятия, хлопнул по спине и расхохотался, принц затопал ногами и проорал:

— Вина! Вина всем!

Слуги расторопно принесли несколько бутылок, и южное шипучее ударило в хрусталь. Харвис пил и не чувствовал вкуса. Его величество Клаус практически официально подтвердил, что теория Харвиса — не ленивые измышления кабинетного ученого, а научный факт. Стать проректором по научной работе — да он и мечтать об этом не мог. И ссылка принца закончена: услышав о иномирянке, государь-отец наверняка решил, что тут целое нашествие, а значит, сына нужно спасать, хватать за шкирку и возвращать пред светлые отцовы очи.

Кстати, об иномирянке. Харвис отодвинул торжествующее ликование и подумал: а что собираются сделать с Эвглин? Стоит только взглянуть на Борха, и станет ясно: ничего хорошего. Если бы ее не сочли врагом, непредсказуемым, пугающим и жестоким, то не стали бы возвращать принца из ссылки.

— Еще один вопрос, господа, — громко сказал Харвис. Когда все обернулись к нему, он продолжил: — Что планируется сделать с Эвглин?

Борх неопределенно пожал плечами.

— Его величество ничего не написал об этом, — произнес Борх. — Но, полагаю, будет жесточайший надзор. Как минимум, тюрьма.

«И вы это допустите?» — хотел спросить Харвис, но одного взгляда на его ссыльных товарищей хватало, чтоб понять: допустят. Это здесь, среди пустыни, она была мечтой — в столице ни принц, ни полковник не будут иметь недостатка в пылких поклонницах и обожательницах.

— И вы это допустите? — все-таки спросил он, глядя на Альдена. Принц, который уже предвкушал возвращение на родину, нахмурился. Он обладал добрым сердцем, а неожиданное счастье требовало поделиться им с кем-то еще.

— Конечно же, нет, — твердо заявил Альден. — Отправить юную девушку в темницу? Ни в коем случае, и не надо на меня так зыркать! — почти рыкнул он в сторону Борха. — Вот только мой государь-отец очень упрям, и нам надо придумать, как его переупрямить.

Борх даже глазом не повел. Сложив руки на груди, он встал возле одного из столбов и мягким жестом указал на принца: дескать, вам слово, ваше высочество.

— Я не знаю, как обстоят дела в мире, откуда пришла наша очаровательная Эвглин, — начал принц. Похоже, ему пришла в голову какая-то идея, и теперь он говорил медленно, боясь ее спугнуть. — Но в нашем за женщину отвечает ее супруг. Помнится, в Правовом кодексе была статья о гражданстве для иноземцев, и жена эльсингфоссца автоматически становится гражданкой Эльсингфосса. Понимаете, о чем я?

Харвис кивнул. Было ясно, куда клонит принц, и идея была неплохой.

— Выдать госпожу Эвглин замуж? — предположил полковник и воскликнул: — А что, недурная мысль!

Слуга наполнил вином бокал принца, и Альден продолжал:

— Мужа ей подобрать исключительной преданности его величеству и Эльсингфоссу… И он же будет осуществлять надзор! И прекрасная дама на свободе, а не в казематах, и все по закону!

Харвис неожиданно обнаружил, что все снова смотрят на него, и во взглядах собравшихся сочувствие соседствует с искренней завистью.

* * *

Харвис вернулся в шатер поздним вечером, когда Эвглин почти заснула. После того, как все ушли от бассейна, она прошла в свой закуток, опустилась на кровать и разревелась. Истерический кураж исчез. Эвглин наконец-то поняла, чем именно могло закончиться ее дефилирование в пене, и ее в буквальном смысле слова стало трясти. Озноб был таким, что она легла под одеяло, обхватила руками плечи и мысленно взмолилась: Господи, если слышишь, помоги мне.

Мыс Фиолент до сих пор плыл у нее перед глазами. Достаточно было сделать шаг, чтоб оказаться дома — но ей не дали. Эвглин прекрасно понимала правоту Харвиса, если бы не он, то она наверняка утонула бы, но жгучая, почти детская обида не отпускала ее.

Сейчас она лежит на кровати и плачет. А могла бы уже быть дома, в родном мире, в родной стране.

Дом снова недосягаем. Надежды нет.