Дорога по облакам

— И что, колдун, и что, мой свет? — процитировал полковник известного поэта. Харвис удивился: он и не подозревал, что Матиаш хоть когда-нибудь открывал книги. — Что дальше?

Харвис вынул последний камешек, бросил его в котелок и столкнул тушку русалки в болотную воду — голодные обитатели бучила быстро разберутся со свежим мясом. Еще и спасибо скажут, что не придется свежевать.

— А дальше мы пойдем обратно, — сказал он. Тревога, что поселилась в его сердце, становилась все гуще и гуще. — У нас сегодня еще много дел.

Когда болото осталось позади, все дружно вздохнули с облегчением. Дождь припустил еще сильнее — хорошо, что артефакт, созданный Харвисом перед походом, не пропускал воду, и они шлепали по сырой тропинке, не боясь промокнуть. Харвис невольно вспоминал бурю в Приграничье, распахнутые врата в другой мир и бушующее море, готовое выплеснуться из границ. Если его догадка верна, то еще одни врата могут открыться сегодня в лесу.

Он отогнал эту мысль. Не хотел об этом думать. Харвис прекрасно понимал, что, создав приворотный артефакт, разрушил доверие Эвглин — пусть она простила его, но теперь их общая жизнь стала склеенной чашкой. Вроде бы все в порядке, а воду наливать боишься. И Эвглин уйдет, если врата откроются — уйдет, хоть и обещала этого не делать, и будет права.

Они вышли к дому уже в сумерках, когда дождь перестал, и где-то далеко за деревьями выглянул краешек закатного солнца, залив лес теплым золотисто-рыжим светом. Харвис застыл на месте — краем глаза он заметил, что его спутники сделали то же самое, а принц едва не выронил котелок.

Дом был пуст. Ветер медленно играл с открытой дверью, то почти захлопывая ее, то распахивая снова. Скрип двери звучал словно стон потерянной души.

Эвглин здесь не было. От дома веяло пустотой и тьмой покинутого места.

Харвис плохо запомнил, что было дальше. Сознание заволокло туманом, и он пришел в себя только спустя довольно долгое время. Он обнаружил, что стоит на коленях на мокрой траве возле дома, принц Альден нервно расхаживает по поляне, то и дело проводя ладонями по лицу, а полковник сидит на корточках рядом, держа Харвиса за плечо, и говорит:

— Вот видишь — тут следы есть, а тут — уже нет. Обрываются.

— Она ушла, — глухо проговорил принц. Снова провел ладонями по щекам и повторил: — Ушла в свой мир. Это как в Приграничье, помните?

— Обожди, — сказал полковник так, словно не хотел поверить в то, что Эвглин исчезла. — Может, это какой-то леший ее схватил с веток. Тогда надо искать.

— Нет, — произнес Харвис. Ему было странно и дико: Эвглин вернулась домой, ее больше нет с ним, а он может жить и говорить. Дышать может. — Нет, общий магический фон неизменный. Все как тогда в Приграничье.

Некоторое время они смотрели друг на друга и ничего не говорили. Харвис выпрямился и уставился на запад — заходящее солнце заливало стволы сосен розовым и золотым, воздух был чистым и свежим, наполненным запахами трав и сосен, и Эвглин ушла, а жизнь почему-то продолжалась. Она почему-то не кончилась.

— Эвглин… — прошептал Харвис. Грудь стиснул невидимый кулак, и Харвис с облегчением подумал, что сейчас умрет, и все закончится. Если любить — это желать счастья тому, кого любишь, то почему ему настолько больно?

Неужели он не любит?

Харвис не запомнил, как поднялся и ушел в дом. Он окончательно пришел в себя после того, как полковник вложил ему в руку чашку чая.

— Где Альден? — спросил Харвис, сделав глоток. Варево оказалось горьким, но оно проясняло разум. Дышать стало легче — немного, но все-таки легче.

— На крыльце сидит, — ответил полковник. — Плачет.

Плачет, мысленно повторил Харвис и, дотронувшись до лица, понял, что он тоже плакал.

Если бы они не ушли в лес, Эвглин осталась бы в этом мире? Вот в туманном мареве открывается проход, вот перед ней возникает ее родина, знакомые места — что бы она сделала, если бы Харвис был рядом?

Он откинулся на спинку стула и сказал:

— Она сейчас счастлива. Очень счастлива.

Матиаш посмотрел на Харвиса так, словно никак не мог взять в толк, о чем он говорит.

— Счастлива? — перепросил он. — А мы? А как же мы?

Харвис усмехнулся. В его душе прорастала та горечь, которую надо заглушать крепким спиртным и чужими объятиями — долго, всю жизнь.

— А что — мы? Она никому из нас не принадлежит, — сказал он. — Даже мне, своему мужу. Ей просто навязали и этот мир, и нас. И поверьте мне, Матиаш, она сейчас счастлива — вот все, что мы можем об этом думать. Сейчас у нас есть масса насущных проблем, так что позовите принца, и начнем работу.

Харвис хотел было добавить, что Альдену незачем строить из себя неутешного вдовца, но не стал. Он прекрасно понимал горе его высочества и не решился глумиться над ним. Полковник горестно вздохнул и ушел из кухни, и на несколько минут Харвис остался в одиночестве. Ему было легче одному.