Дорога Рока

Баллада меж тем медленно развивалась. Слава взял гитару поудобнее, поставил пальцы на аккорд, Перо поднял микрофон и набрал воздуха. Они вступили вместе:

Отец (Nickelback – The Betrayal (Act I))

Смотрят на меня небо и земля
Слышен только ветра вой
Сын уходит прочь, дальше от меня
Я крикнул ему в след… "Стой"

Ты говоришь, что это место, где мы росли с тобой
Теперь лишь только пережиток лет.
И глубоко внутри, я знаю, ты уже томим тоской
Но все же ты мне отвечаешь – "Нет".

Удар по центру райда, триоль и бочка. Пуля вступил вместе с Вуди, который вернулся на “сцену” как раз вовремя. Все пятеро теперь играли вместе, но это была не сокрушающая стена звука. Скорее – одинокая волна, возникшая посреди ночного океана в штиль. Она лишь набирала силу.

Помнишь черный дым над городом родным?
Помнишь, как горел наш дом?
Как мы с тобой вдвоем… боролись с тем огнем
Тогда наш выбор быть не мог другим.

С тех пор прошли года, ты вырос на моих глазах,
Мой сын готов покинуть дом.
Быть может навсегда, и голова моя седа
Решимость на лице твоем.

Первые аккорды припева были словно приближающийся силуэт на горизонте, обещание грядущего развития:

Сколько бы дорог ты не прошел,
Сколько дождей не омывали твоих глаз
Пообещай, что мои внуки услышат твой рассказ
Как по родной земле ты шел в последний раз.

Пауза. Нота, растягивающая секунду в бесконечность. Не дав эху затихнуть, дробь прокатилась с закрытого хета на обод рабочего и его центр. Струны дрогнули, начался второй куплет.

Чужие земли впереди… Быть может, станешь ты другим.
Но я уверен лишь в одном:
Что родина твоя, что ты оставишь позади
Навсегда в сердце твоем.

Снова пауза, но вместо барабанов ее прервала гитара. Струна запела свою собственную песню – ту, что звучала в душе отца, прощающегося с сыном, возможно, навсегда. Она поднималась и опускалась в закатном небе, плакала с улыбкой, резонировала с солнечными сплетениями.

Вуди поймал себя на том, что глаза его были закрыты. Басист сам не заметил, как растворился в музыке. Он поднял взгляд и увидел два десятка дрожащих подбородков, похожих на косточку от персика. Люди вытирали слезы, прикладывали ладони кто к груди, кто ко рту. Мужики драматично стягивали шапки, женщины клали головы на плечи рядом стоящих. Только дети продолжали тупо пялиться.

Соло завершилось, плавно спустившись к первому аккорду припева:

Сколько бы дорог ты не прошел,
Сколько дождей не омывали твоих глаз
Пообещай, что мои внуки услышат твой рассказ
Как по родной земле ты шел в последний раз.

Сколько бы дорог ты не прошел,
В каких морях не омывал лицо
Прошу лишь об одном:
Не забывай свой дом
В душе всегда будь рядом со своим отцом.

Основная мелодия сыграла еще один квадрат, замедляясь. Песня “Отец” закончилась всплеском тарелок, что постепенно затих вместе с эхом гитар. В отсутствии музыки стали слышны всхлипы в зале.

Кто-то подошел со стороны входа на кухню и опустил руку на плечо Пера.

– Хорошие вы люди, – прохрипел хозяин крчемницы по имени Нечай – не нави и не черти вовсе…

– Спасибо, – улыбнулся Рома – Да без проблем, мужик, нас тут часто с ними путают…

– Не в одеяниях ваших дело! – выпалил хозяин, вытирая слезу. Его голос становился громче с каждым словом – Обманули меня! Запутали как дитя веретено! Человек черный душой, да языком – змей!

Перо бросил короткий взгляд на Мастера. Пятеро музыкантов сразу поняли, о ком речь.

– А что говорил?

– Мол черти по тракту едут… Остановить их надо, мол… Извести… – нечай обернулся к людям, взгляды которых пересеклись на нем как прицелы взвода солдат – Яду мне дал! Отрави, сказал, Нечай, чертей этих! А не то вся еда в крчемнице твоей погниет тотчас же!