Дорога шамана

Спинк сидел на кровати и сонно пялился в одну точку перед собой. Нейтред накрыл голову подушкой и крепко прижимал ее к уху. Я сообразил, что могу оказаться первым около раковины, и быстро воспользовался выпавшей мне удачей. Корт бесцеремонно отпихнул меня в сторону и пристроился бриться рядом со мной. Проходя мимо кровати Нейтреда к своему шкафчику, он пнул ее ногой.

— Нейт, вставай! Не стоит давать Денту повод нас прижучить.

Я уже натягивал сапоги, а Нейтред только соизволил скатиться со своей кровати. Однако когда все были готовы, оказалось, что он тоже полностью собран. Радостно поглаживая щеки, он отошел от раковины со словами:

— Хорошо быть светловолосым. Отец говорил мне, что я начну бриться не раньше двадцати!

Спинк заправил за него кровать, угрожающе предупредив, что это в первый и последний раз и Нейтред теперь его должник. Мы страшно гордились тем, в каком порядке оставили свою спальню и как аккуратно выглядели сами. Спускаясь вниз, мы весело покрикивали на тех, кто отстал, чтобы они поторопились, иначе у всех будут неприятности. Но уже на следующей площадке прыжки через ступеньки закончились. Держа, как и мы, свои шляпы под мышкой, к нам присоединились кадеты с третьего этажа, затем со второго. Вскоре мы выбежали из здания казармы и влились в поток одетых в зеленую форму воспитанников, в предрассветных сумерках спешивших занять свои места на плацу.

Горн еще не прозвучал, но капрал Дент нас уже встречал. Он потребовал объяснить ему, где остальные члены нашего дозора, но, не дав ответить, сообщил, что он ожидал от нас явки в полном составе. Капрал предупредил: нам скоро на своей шкуре предстоит узнать, что представители каваллы должны всегда заботиться друг о друге. Пока мы дожидались остальных, Дент разнес в пух и прах наш внешний вид. Он спросил Спинка, не спал ли он в своей форме, а затем потребовал, чтобы Корт описал ему сапожную щетку и рассказал, зачем она нужна. Мне капрал велел надеть шляпу как следует и пообещал, что если я и дальше буду криво напяливать ее на голову, он найдет способ излечить меня от этого недостатка, причем мне этот способ совсем не понравится.

Затем он несколько раз обошел Нейтреда, разглядывая его, словно экзотическое животное, а потом осведомился, как долго он ходит на двух ногах и когда, по его мнению, научится стоять прямо. Пока пунцовый Нейтред искал ответ, появился Горд. Он бежал вприпрыжку, один, щеки у него пылали, а одна из пуговиц на животе расстегнулась. Дент забыл про Нейта и повернулся к новой жертве.

— Посмотри на себя, Горд! — возмущенно воскликнул он, и Нейтред фыркнул, однако Дент не обратил на него ни малейшего внимания. — Встань прямо и втяни брюхо! Что? Больше не можешь? И кто же у тебя там? А, так ты ребеночка ждешь!

Дент еще некоторое время рассуждал на эту тему, и несчастный Горд корчился от унижения, а Нейтред откровенно веселился. Я же разрывался между сочувствием к Горду и смехом. Чем сильнее Горд пытался втянуть живот, тем краснее у него становились щеки. Думаю, он бы лопнул от усилий, но его спасло появление остальных членов нашего дозора. Они, тяжело дыша, остановились около нас, и я заметил, что Рори не успел полностью заправить рубашку. Капрал Дент набросился на него, точно кот, увидевший мышиное гнездо.

У него не нашлось ни одного доброго слова ни для кого из нас. Никто не соответствовал его стандартам образцового кадета, и он сомневался, что мы закончим первый курс обучения. Если ему не приходило в голову никакого нового оскорбления, он просто рычал: «А ты не лучше!» — и затем переходил к следующей жертве. Он пихал, толкал, шипел на нас, пока не оставался доволен или пока не терял терпение, решив, что все попытки бесполезны. Он оставил нас в покое, лишь когда наконец прозвучал утренний горн.

Мы замерли на месте. Я знал, что мы должны смотреть прямо перед собой, но рискнул бросить быстрый взгляд на своих товарищей. В предрассветных сумерках мы все выглядели одинаково: ярко-зеленая форма, высокие шляпы, черные сапоги и широко раскрытые глаза. Только отсутствие нашивок отличало первокурсников от остальных воспитанников Академии. Каждое подразделение состояло из кадетов, живущих в единой казарме, и стояло отдельно от прочих. Мы именовались «Карнестонскими всадниками», поскольку обитали в Карнестон-Хаусе и нашим гербом был коричневый конь на зеленом поле.

В каждой казарме жили кадеты всех курсов, но на разных этажах. Я заметил, что два дозора первокурсников значительно больше двух других, и решил, что, видимо, таким образом произошло разделение сыновей новой аристократии и старой. Справа отдельным строем стояли кадет-командиры. Я позавидовал парадным саблям, висевшим у них на боку.