Дорога шамана

И хотя Горд сносил все стоически, Спинк своего отношения не скрывал. Как правило, его реакция была не слишком явной, он либо хмурился, либо расправлял плечи и сжимал кулаки. Когда кто-то из наших начинал потешаться над его другом, он громко возмущался и требовал, чтобы насмешник заткнулся. Пару раз они с Тристом чуть не подрались, и я вскоре понял, что издевки последнего в действительности направлены не на толстяка, а имеют своей целью доконать Спинка. Когда я сказал об этом своему товарищу, он ответил, что все прекрасно понимает, но не может держать себя в руках. Если бы Трист нападал на него открыто, наверное, Спинк лучше бы справлялся со своими эмоциями. В конце концов получилось так, что он стал защитником Горда и переживал всякий раз, когда терпел поражение. Я боялся, что, если дело дойдет до драки, кого-нибудь из нас исключат из Академии.

Каждый день, отделявший нас от коротких каникул, казался бесконечным. Холод, сырость и ранние сумерки словно растягивали вечерние занятия и уж тем более время, проведенное на плацу. Погода стояла отвратительная, постоянно то шел ледяной дождь, то сыпал снег, наши шерстяные шинели, намокнув, заметно тяжелели, лица и уши горели от холода. Когда мы возвращались в казарму после вечерней порции супа, от формы поднимался пар, а спальни наполнял запах овечьей шерсти. Мы рассаживались за столом и, согретые теплом камина, изо всех сил старались не заснуть над книгами. Наши наставники то и дело награждали нас тычками, чтобы мы не отвлекались на уроках, но карандаши частенько выпадали из ослабевших пальцев, а головы безвольно опускались на тетради. Сидеть же за столом в казарме, зная, что работу нужно сделать, но нет никаких сил заставить себя открыть глаза, было и вовсе мучительно. Все были раздражены, и пролитые чернила или неловкое движение соседа становились причиной громких скандалов.

Как-то раз Спинк подвинул книгу и нечаянно толкнул чернильницу Триста.

— Осторожнее! — сердито рявкнул Трист.

— Я же ничего тебе не сделал! — звенящим от злости голосом ответил Спинк.

Ничего особенного не произошло, но нервы у всех были натянуты до предела. Мы постарались вернуться к урокам, однако чувствовали, что назревает буря, ибо напряжение между Спинком и Тристом достигло наивысшей точки. В этот день Трист несколько раз принимался хвастаться, что рано утром за ним приедет карета и он проведет несколько дней с отцом и старшим братом. Он вслух мечтал об обедах, о походе в театр и о прекрасных юных аристократках, которых он будет сопровождать на разные праздничные мероприятия. Мы все ему завидовали, но Спинка его болтовня особенно раздражала.

Не прошло и пары минут, как Спинк начал старательно стирать какие-то ошибки в своих вычислениях, и стол закачался. Сразу несколько человек наградили его сердитыми взглядами, но он ни на кого не обращал внимания. Вздохнув, он снова занялся примерами, а когда Горд наклонился, чтобы объяснить ему ошибку, Трист прорычал:

— Бессом, ты не можешь преподавать свой катехизис где-нибудь в другом месте? Твой послушник не умеет себя вести.

Его выступление было не хуже предыдущих, если не считать того, что он упомянул Спинка. Все сидевшие за столом дружно рассмеялись, и на мгновение показалось, что обстановка разрядилась. Даже Горд только пожал плечами и тихо пробормотал:

— Извини.

— Я не послушник, а Горд не бессом, и мы изучаем не катехизис, — ровным голосом произнес Спинк. — И имеем такое же право, как и ты, заниматься за этим столом, кадет Трист. Если тебе что-нибудь не нравится, уходи отсюда.

Именно последняя фраза стала причиной взрыва. Я знал, что Трист тоже безуспешно сражался с математикой и устал не меньше всех остальных. Может быть, он намеревался попросить помощи у Горда, который уже час назад сделал задание. Трист поднялся на ноги, уперся ладонями в стол и угрожающе навис над Спинком.

— Может, заставишь меня уйти, кадет-послушник? Нашему надзирателю следовало бы в этот момент вмешаться.

Возможно, Спинк и Трист оба на это рассчитывали. Они знали, что драка в казарме наказывается либо испытательным сроком, либо исключением. В тот вечер за нами следил высокий веснушчатый второкурсник с длинной шеей, большими ушами и широкими запястьями, нелепо торчавшими из рукавов формы. Он быстро вскочил на ноги, и оба спорщика замерли, ожидая, что им сейчас прикажут сесть и заняться делом. Но капрал вдруг сказал: «Я забыл книгу!» — и быстро вышел из комнаты. Я до сих пор не знаю, боялся ли он оказаться в гуще драки или рассчитывал, что его уход спровоцирует Триста и Спинка.