Дорога шамана

С трудом отдышавшись, я посмотрел по сторонам, и оказалось, что ноги принесли меня в самый дальний угол шатра. Все самое интересное находилось неподалеку от входа, здесь же меня поджидали куда менее любопытные экспонаты. Женщина шевелила изуродованными желтыми пальцами и кудахтала как курица. Человек-насекомое сидел в крошечной палатке из москитной сетки, а по нему ползали тараканы, жуки и пауки. Он со смехом посадил гусеницу на верхнюю губу, словно это усы. Все было слишком спокойным и мирным. Толпа равнодушно проходила мимо.

Толстяк встал со стула и принялся вращать плечами, чтобы заставить шевелиться свой обнаженный живот. Я внимательнее посмотрел на него. Он был гораздо толще Горда, и все его грузное тело покрывал толстый слой жира, оттого оно ярко блестело в свете ламп. У мужчины были самые настоящие женские груди, а голое брюхо свисало над поясом полосатых штанов, как фартук. Даже щиколотки у него были толстыми, и складки плоти болтались над стопой. Рядом разлеглась на диване тучная женщина, одетая в короткую плиссированную юбку и весьма фривольный лиф без рукавов. Привычным жестом она протянула руку к вазочке с конфетами, стоявшей перед ней на низком столике. Судя по огромному количеству пустых коробок из-под всевозможных сладостей, женщина поглощала их непрерывно. Она показалась мне непристойно раскрашенной. Женщина заметила, что я смотрю на нее, и послала мне воздушный поцелуй.

— Смотри, Эрон, сын-солдат. Ты пришел полюбоваться на сладкую Конфетку? — Она поманила меня к себе. Жир на ее пухлых руках задрожал, и я сразу же вспомнил древесного стража из моего сна. Я невольно отступил на шаг, и она рассмеялась. — Не бойся. Подойди поближе, милашка. Я тебя не укушу. Если только ты не сладкий, как сахар.

Толстяк опустился на стул, повернул голову в мою сторону и улыбнулся. Его лицо было невероятно оплывшим, даже лоб казался тяжелым. В этот момент вокруг не оказалось других посетителей.

— Значит, солдат, да? — заговорил толстяк. — Ну конечно, теперь я вижу, какая у него выправка. Из каких войск? Артиллерия?

— Я из каваллы. Кадет Королевской Академии, — четко, по-военному, ответил я, но тут же осекся.

Являлся ли я все еще кадетом? Через несколько дней меня отчислят. Однако толстяк не обратил внимания на мою заминку.

— Кавалла! Неужели? Когда-то я и сам был офицером каваллы, хотя теперь ты мне вряд ли поверишь. Всадники Дженсена. Я начинал горнистом и был тогда не выше блохи и тощ, как гончая. Могу спорить, ты мне опять не веришь, верно? — Он говорил так небрежно, словно мы встретились на стоянке наемных экипажей, а не в балагане, где он выставляет напоказ свое уродство, и в нашей беседе нет ничего необычного.

Я почувствовал смущение и, потупившись, едва слышно проговорил:

— Да, в это трудно поверить, сэр.

— Сэр, — едва слышно повторил он. Потом снова улыбнулся, и на его пухлом лице появились отталкивающего вида складки. — Прошло много времени с тех пор, как молодой солдат называл меня так. Когда со мной случилось это несчастье, я был лейтенантом. И мне прочили прекрасное будущее. Всего через месяц или два должна была появиться вакансия, и я бы получил чин капитана в полку моего отца. Я был так счастлив. Тогда мне казалось, что так оно будет всегда. — Его лицо изменилось — он погрузился в воспоминания, и в глазах появилось отсутствующее выражение. Потом он вновь посмотрел на меня. — Но ты парень из Академии. Могу спорить, что ты не слишком высокого мнения о человеке, который выслужился из рядовых. Мой отец начинал простым солдатом, но ему удалось стать старшим сержантом. Когда я получил лейтенантский чин, он был просто счастлив. Он с моей старой мамой продали почти все, что у нас было, и купили мне чин. Я ужасно удивился, когда узнал об этом.

Он замолчал, и свет в его глазах померк.

— Ну, мой отец всегда был удачливым торговцем, — вздохнул он и хрипло откашлялся. — Не сомневаюсь, что он получил хорошую цену, когда продал офицерский патент. — Он увидел, как я удивлен, и горько рассмеялся, а потом с усмешкой указал на свое тело. — После того как со мной это случилось, что мне оставалось делать? Моя карьера закончилась. Я вернулся на запад, рассчитывая, что меня приютит моя семья, однако они даже не стали со мной разговаривать. Более того, они меня вообще не признали. Мой отец заявил, что его сын погиб в сражении со спеками. Наверное, он был не так уж далек от правды. Именно из-за чумы спеков я стал таким.

Он с трудом встал, пошатываясь, подошел к краю помоста и уселся, спустив ноги вниз. Его старые туфли едва не лопались по швам, потому что слишком толстым и широким ступням не хватало там места. Мне хотелось оказаться как можно дальше отсюда, но я не мог просто повернуться и уйти. Хорошо бы его отвлекли другие зрители, подумал я. Мне не нравилось, что он оказался словоохотливым и дружелюбным, и приходилось делать вид, будто я верю его словам.