Вместо ответа низкорослый молча зашагал к дому. Ныряльщик пожал плечами, сплюнул в канаву и двинулся за ним.
Скрипнула створка. Человек в эрском плаще молча указал на зияющий чернотой проход. Зезва поколебался и вошел. Ворота закрылись за спиной. Простолюдин остался на улице. В последний момент Ныряльщик заметил странный блеск в глазах своего странного сопровождающего.
— Твою ж налево душу проститутку мать, — сквозь зубы пробормотал Зезва. Медленно развернулся на носках. — Неудивительно, что он хихикает, как накурившийся дури бродяга-ткаесхелх… Ваадж, друг мой, что-то мне подсказывает, что зря я с тобой связался; как бы не остаться тут навсегда, курвова могила… Так, что здесь у нас?
Подслеповатый фонарь раскачивался на ветру над покрытой ржавчиной дверью. К ним вела выложенная неровными плитами дорожка. Она петляла между на удивление ухоженными деревьями, заботливо прикрытыми от ветра и стужи сухими полотнищами. Проходя мимо одного из таких деревьев, Зезва пощупал пальцами добротное сукно, хмыкнул озадаченно. Канава не Канава, а садовник здесь знатный. За хурмой ухаживает, как следует.
— Сюда.
На этот раз Зезва спокойно повернулся к человеку, появившегося непонятно откуда прямо рядом с ним. Такой же эрский плащ, плотно нахлобученный капюшон, хоть ростом и повыше уличного привратника. Ну, хоть не хихикает.
— Ты вот что: иди вперед, — бросил эр из-под капюшона. И не оглядывайся. Деньги?
— При мне, — хлопнул себя по поясу Зезва. — Долго еще? Надоело бродить под дождем, и постоянно вы выпрыгиваете, как дэв из бочки.
— Шутник.
Выдав это изречение, эр зашагал по дорожке подпрыгивающей походкой, не оглядываясь. Быстро открыл двери, отошел в сторону. Черное пятно капюшона обратилось к Зезве.
— Курвин корень, там что еще и третий?
— Заходи.
Ныряльщик пожал плечами. Очередные двери со скрипом захлопнулись. Этот звук показался Зезве донельзя зловещим, и он невольно поёжился. Некоторое время мзумец ждал, пока глаза привыкнут к царящему в доме полумраку. Постепенно сквозь темноту стали проступать очертания предметов и людей. Причем последних оказалось довольно много; они сидели и стояли в различных позах вокруг низких столов. На Зезву никто не смотрел, словно его не замечали. Слегка удивленный этим обстоятельством, Ныряльщик осторожно сделал два шага вперед. Никакой реакции. Сколько же их? Зезва быстро окинул взглядом комнату. Так, не меньше сорока человек. На столах кувшины и кружки. Пиво, кажется, не видно, курвин корень! Что они, фонарь не могут зажечь? Пара свечей едва чадит по углам. А там что? Еще несколько человек — валяются прямо на полу. Глаза застекленели, взгляд застыл в одной точке. Мертвецы? Нет, вон один пошевелился…
— Это ты хотел попробовать?
Зезва медленно повернулся. С трудом удержался, чтобы не выхватить оружие. Некоторое время разглядывал обнаженного по пояс человека, настоящего великана с длинными волосатыми руками и двумя ножами на поясе. Косматая борода росла так густо, что, казалось, она начинается сразу под глазами. Цвет которых невозможно было определить в полумраке. Но не волосатость великана заставила Зезву сжимать рукоять меча. В правой руке бородатый держал цепь, конец которой заканчивался на ошейнике девочки лет одиннадцати-двеннадцати. Она безучастно стояла рядом, уперев взгляд в пол. Волосы пленницы были заплетены в две толстые косы, одета она была в свободное платье до пят, опоясанное веревкой.
Бородач проследил взгляд Зезвы. Ухмыльнулся.
— Что, хочешь эту? Придется подождать седьмицу-другую. Сегодня только привели.
Великан дернул цепью. Девочка вздрогнула, но так и не подняла глаз. Зезва стиснул зубы, взглянул на бородатого, представляя при этом, как меч впивается в небритое горло, разрывая сонную артерию.
— Подождешь, в общем, — ухмылка великана стала еще шире. — Десять окронов.
— Десять, — повторил Ныряльщик, с удивлением замечая странную улыбку на губах девочки. Что-то смутно знакомое в этой усмешке заставило Зезву вздрогнуть и присмотреться повнимательнее. — Понятно, да…
Бородатый накрутил цепь на руку. Девочка подняла на него глаза, улыбнулась еще шире. Зезве стало не по себе. Шорох за спиной заставил его резко обернуться. Перед ним стоял человек, судя по одежде — купец или зажиточный мастеровой. Застывший, неживой, взгляд смотрел на Ныряльщика ничего невидящим стеклом. Постояв так несколько мгновений, купец осторожно опустился на пол, скрестил ноги и глубоко вздохнул с видом человека, у которого нет никаких забот. При этом его руки дергались, одна за другой, но никогда одновременно. Затем стали трястись ноги, в таком же порядке: сначала правая, затем левая. Зезва облизал пересохшие губы. Что ж, он знал, куда шел. Вернее, думал, что знал. Девочка снова улыбнулась.
— Аиша, хватит скалить зубы, — хохотнул бородач, затем хитро взглянул на Зезву. — Иди вон туда, приятель. Прямо за теми столами.
— Там лишь стена, — возразил Зезва.