Дорога сна

— А украшения? Ты не помнишь, были на ней какие-нибудь украшения? Серьги, бусы, кольца?

— Нет, разумеется! — Гретхен уставилась на неё чуть ли не с обидой. — Если они и были, разбойники их все забрали!

— Но если они их забрали, должны были остаться следы, — возразила Аврора. — Разорванные мочки, к примеру, если серьги вырывали из ушей…

— Хватит! — неожиданно резко прервала Гретхен. Подняв голову, Аврора увидела, что её собеседница бледна, а выражение лица у неё было такое, словно её вот-вот стошнит. — Мне дурно становится от этих разговоров! — она приложила руку к груди, точно силясь протолкнуть застрявший там комок.

— Прости, — тихо произнесла Аврора, почувствовав, что и впрямь хватила через край. — Про украшения я спрошу у слуг — уж они-то должны знать. Прости, что заставила тебя вновь пережить это. Тебе нелегко пришлось, это правда.

— Уж точно лучше, чем бедной Люсиль, — глухо проговорила Маргарита, которая, похоже, уже стыдилась своей вспышки. — И да, насчёт украшений… Насколько я помню, на ушах у неё ничего не было. Ни серёг, ни крови.

— Спасибо, — всё так же тихо ответила Аврора, поднимаясь с места. Она остро ощутила, что стала здесь нежеланной гостьей, и стремилась покинуть замок Бертрана, чтобы заехать в гостиницу. Ей вдруг пришло в голову, что Жюля-Антуана здесь ничего не держит, что он в любой момент может уехать вместе со всеми слугами, и тогда её расследование завершится, едва начавшись. Не поедет же она за ним в Париж, чтобы продолжить расспросы, верно?

Впрочем, по пути в гостиницу Аврора немного успокоила себя, вспомнив, в каком гневе был де Труа после гибели племянницы. Если он невиновен, то останется в здешних краях до тех пор, пока все разбойники не будут изловлены и подвергнуты справедливому наказанию. Если же виновен… то тоже останется, чтобы не вызвать лишних подозрений. Слегка уняв таким образом свою тревогу (которая, надо признаться, возрастала с каждым днём), Аврора подстегнула Цезаря и помчалась к гостинице.

Местная гостиница представляла собой приземистое двухэтажное здание, не новое и достаточно потрёпанное, но вполне пригодное для жизни и на удивление чистое. Хозяин, пожилой, но ещё крепкий мужчина высокого роста с длинными седыми усами, был ворчлив и неразговорчив. Долгое время он содержал гостиницу вместе с женой, но пару лет назад она умерла, и с тех пор он ещё сильнее замкнулся в себе. Аврора прекрасно понимала его, поскольку и сама была не особо болтлива, но сейчас угрюмость хозяина стала серьёзной помехой в её деле. Ни с помощью уговоров, ни с помощью денег она не смогла вытянуть из него ничего нового о де Труа — только то, что платит господин Жюль-Антуан исправно, что он, как и его племянница и слуги, человек порядочный, в комнатах они ничего не прожгли, не разлили и не разбили, и что молодую девушку, конечно, очень жаль. Кроме того, Аврора выяснила, что Жюль-Антуан пил мало вина, но стал чаще прикладываться к нему после гибели племянницы.

Самого де Труа в гостинице не оказалось — он вместе с Бертраном поехал расспрашивать охотников. Авроре это было на руку — она хотела поговорить со слугами в отсутствие их грозного господина. Их было четверо — Анна, служанка Люсиль, Луи, слуга Жюля-Антуана, Огюст и Бернар, исполнявшие роли кого-то вроде стражников. Аврора представилась им всем самым вежливым образом и выдала ту же полуправду, что и Маргарите, — что она хочет возмездия именно для убийцы, а не для всех разбойников разом. Похоже, никто из слуг ей особо не поверил, но возражать они не решились, должно быть, боясь, что их обвинят в пособничестве шайке Чёрного Жоффруа.

Огюст и Бернар, судя по их сходству, были братьями. Высокие, широкоплечие, до самых глаз заросшие курчавыми чёрными бородами, они и сами были похожи на разбойников, и Авроре даже стало неуютно в их присутствии. На вопросы оба отвечали неохотно и скупо, утверждали, что не знают причину утренней ссоры дяди и племянницы, не видели тела Люсиль и следов насилия на нём. Так ничего и не добившись, Аврора обратилась к Луи. Он был постарше братьев и пониже ростом, но тоже крепок и широкоплеч, круглое лицо его казалось ещё более красным из-за коротких седых волос, почти белых. Во время разговора Луи часто моргал ресницами, тоже белыми, и всячески пытался давить на жалость, но у Авроры возникло ощущение, что слёзы, если они у него и были, он давно выплакал и теперь притворяется. Она видела всех четверых слуг на похоронах, но тогда не присмотрелась к ним как следует, отвлёкшись на де Труа, и теперь сожалела об этом.

Больше всего пользы принесла Анна. Аврору удивило то, что служанка Люсиль так немолода: Анна была явно старше Луи и, скорее всего, старше Жана и Марии. Седые, но всё ещё густые волосы были уложены венцом на голове этой миниатюрной старушки, держалась она с удивительным для своего роста и положения достоинством, а голубые глаза на морщинистом лице хоть и выцвели, но не утратили своей ясности. Анна плакала, не сдерживаясь, и её слезам, в отличие от слёз Луи, Аврора была готова поверить.