Дорога сна

В последнее время на Леона Лебренна свалилось столько событий, что он совсем перестал понимать, что происходит в этих диких, забытых Богом краях. Прежде всего, он уже давно подозревал, что никакой он не Лебренн, что у него другая фамилия, которую он предпочёл забыть, как и многое другое, что связывало его с прежней жизнью. Известие о том, что Аврора стёрла ему память, вызвало у Леона меньше изумления, чем должно было. Он как будто уже знал это — то ли о чём-то смутно догадывался, то ли сохранил остатки воспоминаний о первой встрече с Авророй. К ней Леон не испытывал ни неприязни, ни страха — только восхищение её красотой и благодарность за участие в его судьбе, к которым примешивалась, пожалуй, толика жалости. Аврора была совсем не такой, как колдуньи из сказок, — не древней старухой, скрывающейся за личиной прекрасной девы, а всего лишь молодой женщиной, печальной и тревожной, запутавшихся в собственных страхах. Как ему хотелось позаботиться о ней и хоть ненадолго позволить ей забыть о своих переживаниях!

Способов это сделать Леон знал не так уж много и нынче утром снова воспользовался одним из них, самым древним и самым надёжным. Когда Аврора пересказала сон, где к ней явилась Люсиль де Труа и поведала о своей тяжёлой судьбе, Леон молча заключил возлюбленную в объятия и удерживал, слегка укачивая, пока она не выплакала все слёзы. Когда же она немного успокоилась, он стал целовать её всё более и более страстно, и вскоре повторилось произошедшее накануне днём. Авроре, похоже, понравилось даже больше, чем в первый раз, но она выглядела смущённой и заявила, что это нечестно — предаваться любви после той ужасной истории, что они узнали от Люсиль. Леон повторил свои слова о том, что Люсиль их соитие никак не навредит, а вот привести в порядок мысли и до конца расследовать её дело очень даже поможет, но Аврора только отмахнулась. Выбравшись из его постели, она поспешно оделась, ещё раз проговорила план, придуманный ими вчера, и покинула спальню, перед этим выглянув из-за двери и убедившись, что в коридоре никого нет.

Признаться, Леон не до конца поверил Авроре. В том, что она каким-то образом может заглядывать в сны других людей, не было сомнений: ей было известно слишком много вещей, о которых она никак не могла знать. Но что если Аврора приняла желаемое за действительное, и Люсиль в её сне была не настоящим призраком, а всего лишь плодом воображения? Леона не удивила история дяди, растлившего собственную племянницу: к сожалению, такое происходило часто и в домах крестьян, и в семьях аристократов. Такое могло быть, но было ли на самом деле? Жюль-Антуан де Труа был жесток, высокомерен и нелюдим, он пожелал сам наказать атамана разбойников, но действительно ли он совершил такие страшные грехи, как насилие, кровосмешение и убийство невинной девушки?

Как бы то ни было, их с Авророй уговор оставался в силе. Встав с постели через некоторое время после разговора с ней, Леон спустился к завтраку. Чувствовал он себя значительно лучше, и хотя левое плечо всё ещё ныло, голова больше не болела и не кружилась, синяк со скулы благополучно сошёл, да и слабости он не испытывал. Его выздоровление с радостью отметили и Бертран, и Гретхен, и Франсуа. Авроры за столом не было — сославшись на неважное самочувствие, она осталась в отведённой ей комнате, чтобы не пересекаться с де Труа, если он приедет в замок.

Леон, как и было уговорено, сказал, что вспомнил кое-что из разговоров разбойников, но дело это личное и касается только де Труа, поэтому хотелось бы встретиться с ним. Расторопная Гретхен через какого-то деревенского мальчишку передала Жюлю-Антуану новость, и он появился как раз к концу завтрака. Всё вышло как нельзя лучше — Бертран отправился в поездку по окрестностям, а Гретхен, Леон и де Труа (который весьма кстати прибыл со своими тремя слугами — Огюстом, Бернаром и Луи) неспешно зашагали в сторону рынка. Леон и Жюль-Антуан ехали верхом, остальные шли пешком.

На улице было свежо и морозно. Ветер дул очень слабо, земля была вся припорошена снегом, который, судя по всему, уже не собирался таять, укрыв поля и леса, землю и устилавшие её потемневшие листья. Он поскрипывал под ногами людей и копытами лошадей, на маленьких замёрзших лужицах хрустел тонкий ледок. Братья шли молча, с одинаково насупленными лицами, Луи, чьё лицо ещё больше раскраснелось от холода, пытался завязать разговор с Гретхен, бледные щёки которой наконец-то разрумянились, и та ему что-то живо отвечала. Когда они уже отошли от замка на значительное расстояние, Леон обернулся и увидел силуэт всадницы на лошади, стремительно пересекавший дорогу позади них. Аврора выждала, пока они отойдут подальше, и теперь мчалась в гостиницу.

Леон подъехал чуть ближе к де Труа и заметил, стараясь казаться как можно более спокойным:

— Как здоровье вашей служанки, Анны? Она, должно быть, ужасно переживает — как я понял, Люсиль была ей почти как дочь…