Дорога соли

Женщины уехали утренним автобусом, который отправлялся в Мекнес на рассвете, как следует закутав маму Эркию в шерстяные одеяла. Скоро и мужчины ушли открывать бакалейную лавку. Мариата осталась одна. Тишина, воцарившаяся в доме, казалась ей странно гнетущей, словно в пустых комнатах таилась некая сила, в любую минуту готовая помешать ее побегу. Мариата взяла себя в руки и все-таки обшарила каждое помещение, забирая все, что могло пригодиться в пути, в том числе и бумажные деньги, свернутые в трубочку, которые она, наводя однажды порядок на высокой полке в гостиной, обнаружила в декоративной вазе. С тех пор как Мариата в последний раз держала ее в руках, трубочка заметно полегчала. Она догадалась, что часть денег Айша взяла с собой, но оставалась еще довольно приличная сумма. Она сунула деньги в кожаную сумку, привезенную из Адага, ту самую, что сшила для нее Тана. Там уже лежали небольшой нож, на рукоятке которого виднелись письмена на тифинаге, оселок, два кремня, моток веревки, три свечи, несколько небольших пучков трав, агадесский крест,[70] блестящий металлический цилиндр, назначение которого Мариата и сама не знала, и обрывок свадебного халата Амастана, на котором засохла кровь.

В бакалейную лавку она пришла незадолго до полудня, надев свое самое красивое платье. Азаз и Байе сидели у двери и играли в карты на пыльной мостовой. Усман со своим деверем Брахимом были внутри, пересыпали рис из мешка в пластиковую бочку, до которой крысы уж точно не доберутся. За их работой лениво наблюдали несколько покупателей, которым спешить было некуда и совсем не хотелось выходить под палящие лучи полуденного солнца. Все с любопытством повернули головы в сторону вошедшей Мариаты. Она появилась неожиданно, с большим таджином в руках и с сумкой, полной лепешек, на локте. Весело улыбаясь, она поставила все это на стойку и демонстративно сняла крышку с горшка. Из него поднялось густое облако ароматного пара, щекоча ноздри присутствующих, и все немедленно догадались, что в нем содержится не что иное, как густо приправленное пряностями нежнейшее мясо барашка. У покупателей, как по команде, вытянулись шеи и зашевелились носы. Усман удивленно уставился на свою дочь.

— Мариата, похоже, ты все это время искусно скрывала свой талант, — сказал он, пристально глядя на нее. — Или нарочно изводила мачеху?

Девушка посмотрела на него широко раскрытыми, невинными глазами — ни дать ни взять воплощение послушной дочери, которая знает свой долг, — повернулась и бегом понеслась домой, зная, что теперь ее точно долго никто не хватится. Там Мариата переоделась, достала дорожное снаряжение и хорошенько закутала голову платком, чтобы ее никто не узнал. С бьющимся сердцем она вышла на улицу, быстро пролетела через базар и зашагала по переулку, который вел к караван-сараю. А вдруг тот торговец ушел вместе со своей верблюдицей? Или же Мариата его не поняла и он совсем не то имел в виду?

Она вошла под тростниковую крышу, где все путешественники, проходящие через город, оставляли своих верблюдов и ночевали, завернувшись в попоны, в небольших закутках, примыкавших к караван-сараю и огражденных тонкими стенками. Этого человека и в самом деле нигде не было. Ошеломленная Мариата обошла все, вглядываясь то в одну лежащую ничком фигуру, то в другую. Люди дремали, пережидая дневную жару. Она пыталась вспомнить, как выглядел давешний торговец. Ведь Мариата даже не спросила, как его зовут…

— Дочь Хоггара, уж не меня ли ты ищешь?

Она испытала такое облегчение, что у нее даже коленки подогнулись. Наконец-то, вот он, высокий и, несмотря на возраст, стройный. Его проницательные глаза ощупали ее плотную дорожную одежду, крепкую обувь и сумку с бахромой, заброшенную за спину.

— Я поймала вас на слове, вот и пришла.

Он видел, что ей как можно скорей хочется отправиться в путь, но все равно заставил ее сесть и выпить с ним чаю в тихом уголке караван-сарая, где их никто не мог подслушать. Не торопясь, аккуратно, педантично соблюдая все детали церемонии чаепития, принятые у туарегов, торговец вскипятил воду на маленькой жаровне, заварил чай в небольшом серебряном чайничке. Все это время Мариата сидела как на иголках.

— Я дам тебе мою Муши, по это должно быть сделано заимообразно, — сказал он, наливая себе второй стакан чая.

— Но вы говорили, что отдадите даром! — обиженно возразила Мариата.

— Муши у меня — умная девочка, она почти как человек. — Он наклонился к ней поближе и спросил: — Ты уже продумала свой маршрут? Знаешь, где находятся скрытые колодцы и приличные пастбища для моей верблюдицы, чтобы она не умерла с голоду? До родины твоих предков долгий путь. До тех мест даже ворону лететь больше тысячи миль, а ты не птица. Местность, которую ты должна пересечь, одна из самых суровых на земле. Муши уже не молоденькая, она вынесла много испытаний, и я не хотел бы, чтобы бедняжка издохла по дороге.

— Похоже, благополучие вашей верблюдицы беспокоит вас больше, чем мое.

Старый торговец сощурил глаза.