Дорога соли

Стреноженные верблюды методично объедали растительность под ногами, Атизи, сын Байе, сидел на скале и дежурил, опасаясь появления разбойников или случайных воинских подразделений, а Мариата дремала в тени деревьев оазиса. Ей снилось, что она снова в Адаге. Ритмичный шелест пальмовых листьев, колеблемых ветром над ней, чудесным образом преображался в отдаленный бой барабанов и пение свадебных песен. Мариата лежала не на твердой земле, завернутая в вонючую попону из верблюжьей шерсти, но на мягкой кровати в своем шатре, предназначенном для невесты, благоухающем благовониями, курящимися в специальной плошке. Она оказалась в крепких объятиях супруга, вдыхала теплый и живой аромат его тела, тесно прижавшегося к ней под пологом, украшенным рядами геометрических символов, обозначающих верблюдов, которые так красиво смотрятся на золотистом фоне. При огоньке свечи Мариата через лоснящееся плечо Амастана глядела на то, как цветы, изящно вышитые по краям одеяла, превращались в прекрасные звезды. Так выглядела мозаика, которую она видела в мечети города Таманрассета. Мариата улыбалась. Может ли человек быть настолько счастлив? Нет, это невозможно. Теперь они муж и жена, и никто на свете не может их разлучить. Они — единая плоть, мужчина и женщина, соединенные в одно целое. Они одинаково смотрят на мир, слышат его, и сердца их бьются в одном ритме. Они всегда будут вместе, вырастят не меньше дюжины детей. От них пойдет новая династия. Они назовут ее в честь Тин-Хинан и со своими стадами и верблюдами станут всю оставшуюся жизнь ходить соляным путем от одного плодородного оазиса к другому, свободные, никому не подвластные, будут жить на этой земле легко и весело, в полном согласии с обитающими здесь духами. Тепло окутало ее, затуманило мысли. Совершенно счастливая, она качалась в этом коконе, уже не вполне воспринимая отдаленный барабанный бой, мерное дыхание Амастана, шевеление его поднимающейся и опадающей груди, прижавшейся к ней.

Прошло довольно много времени, как вдруг Мариата услышала голос. С ней говорил Амастан, он что-то шептал ей на ухо. Она с усилием попыталась сбросить с себя глубокий сон, пробиться на поверхность сознания. Муж говорил что-то очень-очень важное. Мариата отчаянно боролась со сном, пытаясь разобрать его слова.

— Госпожа!..

Чья-то рука легла на ее плечо. В лицо дохнуло прохладой.

Она испуганно вскочила на ноги. К ней прикоснулся не Амастан, а какой-то старик. Лицо его обветрено и покрыто морщинами. Прохлада, повеявшая на нее, оказалась его тенью, закрывшей солнце. Кто он такой? В течение нескольких долгих секунд Мариата никак не могла этого понять, и мыслей в голове никаких не было. Их прогнало сердце, громко стучащее от страха. Потом этот человек отодвинулся, и на нее снова упали горячие лучи. Она заморгала и сощурилась от ослепительно-яркого солнечного света, который пробился сквозь листья высившейся над головой пальмы и разорвал полумрак и убаюкивающий кокон ее брачного шатра. В замешательстве Мариата снова закрыла глаза, пытаясь догнать отлетающий сон, сосредоточиться на самых ярких его подробностях, которые могли бы вернуть иную, прекрасную реальность, успокоить ее. Но клочья великолепных образов уплыли прочь, как туман, съеденный лучами восходящего солнца.

«Одеяло, одеяло», — отчаянно думала она, прижимаясь к шагающим верблюдам и бутонам цветов, похожих на звезды.

Какое-то мгновение Мариата даже ощущала прохладу хлопчатобумажной ткани, в которую вцепились ее пальцы, рельеф вышивки. Вдруг она вспомнила, где в последний раз видела такую роскошную работу: в горах Аира, в шатре своей тетушки Дассин, в ту самую ночь, когда Росси попытался взять ее силой. Вероятно, этот полог и сейчас там. Мариата так и не взяла его с собой в Адаг. Она бросила почти все свое имущество, когда бежала с Рахмой, матерью Амастана, через Тамесну.

Амастан…

Чувство невосполнимой утраты опять поразило ее. Мариата хрипло вскрикнула и горько расплакалась, раздавленная безнадежностью своего положения.

Атизи, сын Байе, отступил назад. Несмотря на преклонные годы, опыт общения с женщинами у него был не очень богат. Их бурные чувства казались ему странными и смущали больше, чем трудности, с которыми человек имеет дело в пустыне. Поэтому он отошел от нее на благоразумное расстояние и развел огонь в маленькой жаровне, чтобы приготовить чай. Старик по опыту знал, что стакан зеленого чая способен поднять дух всякого человека. Для этого Аллах и подарил его людям.

Когда он вернулся, рыдания Мариаты стихли, хотя следы слез на щеках все еще не высохли. Ни слова не говоря, Атизи протянул ей стакан с чаем. Она взяла его, в знак благодарности слегка наклонила голову и стала пить, угрюмо глядя в землю.

Прошло довольно много времени, прежде чем она заговорила:

— Я должна кое о чем рассказать. Мои слова могут показаться вам неприятными. Обстоятельства таковы, что вы можете передумать и отказаться сопровождать меня через пустыню.

Голос ее звучал хрипло. Она замолчала, собираясь с духом.