Он глядел на меня через комнату, и в его глазах сверкало что-то непонятное. Он не шевелился и не говорил ни слова.
– Мне очень жаль, что так получилось с твоей дочкой, – сказала я, когда напряжение сделалось невыносимым. – И прости, что сказала тебе те слова.
Он кивнул и посмотрел на бутылку.
– А мне жаль твою сестру, – сказал он. – Бахати рассказал мне. Послушай мой совет. – Он пошевелился и пронзил меня взглядом. – Собирай вещи и уезжай домой. Ты взяла на себя непосильную задачу. Ты даже не представляешь, во что ввязалась.
Я вспыхнула. Почему-то Джек Уорден залезал мне под кожу, холодную, как огурец. И так каждый раз.
– Знаешь, что? Мне уже надоело слушать тебя. Почему ты решил, будто знаешь, что для меня лучше? Ты не можешь мне помочь? Ладно. Но я не прошу у тебя советов и уверена, черт побери, что они меня не остановят.
– Скажи мне вот что. – Его голос звучал спокойно и бесстрастно. Это раздражало меня.
– Я… она… – Я ругала себя за то, что невнимательно слушала болтовню Мо. – Какая разница? Почему ты думаешь, что я не справлюсь?
Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.
– Тебе не нужно знать. Поверь мне. Некоторые вещи лучше не вытаскивать на свет, лучше оставить их в темноте, где им и место. – После этого он залпом допил кока-колу и ушел.
Глава 4
Наутро меня разбудил пронзительный крик петуха. Паршивец орал через каждые десять минут, извещая меня о наступлении утра, а мне казалось, будто я только что уснула. Я скатилась с кровати и, дрожа в
Уже почти рассвело, и я увидела в полях человеческую фигуру. Это был Джек, он вспахивал на тракторе клочок голой земли. Я попыталась представить, каково это – горевать по дорогой утрате в таком месте, где все растет, где каждый день пробиваются из почвы яркие, зеленые ростки новой жизни.
Я прошла в бельевую комнату и нашла свою одежду – выстиранную и выглаженную. Я надела ее, наслаждаясь сохранившимся в ней теплом.
– О, хорошо. Ты встала, – сказала Гома, когда я вошла в кухню. – Завтрак готов. Окажи любезность, сходи за Бахати и Схоластикой. Они в библиотеке.
Дом был хаотичный, с тупиками и укромными уголками; за много лет к первоначальному зданию были пристроены новые комнаты. Поэтому я не сразу нашла Бахати и девочку, а когда нашла, то замерла от удивления.
Они сидели на полу друг напротив друга: один – высокий, худой и черный, как ночь, а другая – нежная и серебристая, словно лунный свет, – и наблюдали странную картину: между ними ползла по полу черепаха с привязанным к ней желтым воздушным шариком. Они искоса взглянули на меня, снова посмотрели на черепаху и переглянулись. Черепаха передвигалась на толстых, круглых лапах и смотрела то налево, то направо, на своих случайных зрителей. При этом она неодобрительно и по-стариковски качала головой. Мы все одновременно засмеялись. Хихиканье Схоластики все еще звучало, даже когда мы с Бахати уже отсмеялись и остановились, чтобы перевести дух.
– Эй, пойдемте. Завтрак готов, – сказала я, а для Схоластики изобразила, будто жую. Потом повернулась и пошла к двери, но во второй раз за это утро остановилась и замерла.
Там стоял Джек, устремив взгляд на Схоластику. В грязных башмаках, с засученными рукавами, выставив вперед одну ногу, словно замер при звуках ее смеха – маленькой девочки в одежде его дочки, любующейся черепахой и воздушным шариком.
Схоластика притихла, едва увидела Джека, потому что помнила его вчерашнюю реакцию. Она опустила голову, когда он прошел к ней через комнату. Его тень упала на девочку. Секунды тикали в напряженной тишине. Потом он что-то сказал на суахили. Схоластика кивнула и стала снова смотреть на черепаху. Джек достал что-то из кармана и ткнул в шар.
БУМС!
Черепаха спрятала голову и ноги под панцирем так быстро, что из ее легких с шипением вышел воздух. Теперь она лежала на полу, недовольная, с желтыми клочками резины на панцире, похожими на маленькие флаги капитуляции.
– Сейчас вы видели, как быстро Аристутль умеет двигаться, – сказал Джек и повторил это на суахили для Схоластики. Присел на корточки рядом с испуганной черепахой и погладил ее по панцирю. – Все нормально, дружок?
Аристутль опасливо высунул из панциря круглую голову и с презрением посмотрел на Джека.
Схоластика расхохоталась и даже повалилась на пол, держась за живот. Джек сидел и смотрел на нее, кадык прыгал на его шее, словно детский смех пронзал его сердце сладчайшей шрапнелью. Джек встал, прошел в угол, где болталась целая связка других желтых шаров, и принес один Схоластике. Она взяла его и показала на черепаху.
– Нет. – Он покачал головой. – Это тебе.
– Господи. – Гома вошла и сердито посмотрела на нас. – Я послала одну за остальными и потеряла всех вас. Немедленно идите на кухню.
Она пригнала нас к столу и наполнила наши тарелки.