Дорога стали и надежды

Уколова поднялась наверх, подхватила Саблезуба, внимательно и подозрительно наблюдающего за ней все пять секунд его подъема наверх. В чем-то она даже завидовала мутанту: раз Азамат не переживает за животину, то вряд ли ей причинит вред какой-то непонятный пока туман. А вот им деваться некуда, придется наслаждаться плотной резиной и стеклом, то еще удовольствие.

Азамат ткнул в сторону левого пулемета, уже натягивая противогаз. Женя вздохнула и сделала то же самое. Хрю-хрю, здравствуй, дорогой, давно не виделись.

«Помните, курсанты! – прапорщик Семенов, толстый и усатый, шумно дышал через широкие ноздри и почти полностью отсутствующие передние зубы. Курсанты дышали куда громче, гулко кашляя, блюя и захлебываясь соплями, стоя в «упоре лежа», нацепив старые противогазы. – Маска должна подбираться по вашему размеру. Тогда не придется протирать стекла, задыхаться от нехватки воздуха или наоборот, хватануть ненужного забортного вредного вещества вместо кислорода! Делай полтора!»

Уроки товарища инструктора Уколова запомнила хорошо, надолго, полностью. Ничего не запотевало, фильтры проверяла сама, маска казалась второй кожей. Золотой похлопал по плечу, для чего-то покрутил рукой в воздухе и дернул большой рычаг. Машина вздрогнула, свистнула, забулькала, затряслась и двинулась вперед.

Привыкнуть к постоянной тряске не получалось, рукотворный вездеход пер по колдобинам с грацией кабана-переростка, обожравшегося дурманящих поганок и решившего, что он жеребец благородных кровей. Бросало, кидало, трясло и заставляло стучать зубами.

Женя посмотрела на кота, поначалу пытавшегося улечься на их с Пулей рюкзаки. Не вышло. Сейчас Саблезуб стоял на распрямленных лапах, вцепившись когтями в ткань.

«Хана спальнику», – мелькнула мысль, но Азамат, толкнувший ее в плечо, тут же отвлек от горестей прощания с качественной вещью. Она проследила взглядом за выставленным указательным пальцем, вздрогнула и плотнее прижала приклад к плечу. И ведь верно, так можно и пропустить что-то важное. И немудрено.

Серая утренняя хмарь понемногу рассеивалась. Густой кисель тумана расходился в стороны, жухлая желтая трава чуть блестела от влаги. Капли стучали по крыше, по ржавым остовам брошенной техники, мешая слушать и без того еле уловимые звуки. Пыхтел двигатель машины, стучали паллеты, древесные серые прямоугольники, валящиеся в топку из бункера, скрипели шатуны и подшипники, трещали стойки у экранов, закрывающих нос, прочерченный широкими полосами радиатора. Машина перла вперед, важно раскачиваясь и потихоньку набирая ход. Хотя, если вдуматься, Уколова не отказалась бы от более высокой скорости – очень уж ей не нравились темные точки вдали, над кургузой и растрепанной рощицей.

Машину подбросило, и Уколова, вцепившаяся в ПК, чуть не ударилась коленом о борт. Ну как «не ударилась»… вместо полноценного «ба-бац» проехалась бедром, а хрен, как известно, редьки не слаще. Вдобавок лбом она все же приложилась о стальной уголок, не срезанный после сварки кабины. Вспыхнуло, белой молнией отдавшись в глазах, но на ногах Женя устояла.

– Фниматнее!!! – гнусаво проорал Золотой, оглянувшись. Уколова пожала плечами и решила внимательнее следить за своим бортом, насколько позволяли обстановка и противогаз.

Хр-хр! Дышать через уголь плоской банки и слой каучука не особо приятно. Даже когда маска по размеру, ничего не потеет и глаза видят относительно хорошо.

Хр-хр! Точки перестали непонятно дергаться из стороны в сторону, обретая все более узнаваемые формы и приближаясь.

Хр-хр! Приклад чуть скользил по плечу, влажному от вездесущей сырости; крепление, поворачивающееся на шарнире, очень помогало.

Хр-хр! Она была готова поклясться, что в серой толщине низких туч все же мелькнуло на чуть-чуть яркое и теплое, но…

Снова подбросило, чуть не впечатав головой в потолок, пулемет дернулся, задрал ствол, Уколова сильнее вцепилась в приклад. Точки превратились в огромных жирных тварей, торопливо летящих к важно катящему по грязи странному вездеходу. В треклятых, летающих, вечно голодных и ужасно воняющих падалью тварей – в крыложоров.

В Новоуфимке мутировавшие крылатые, где покрытые перьями, где совершенно голокожие, вреда натворили – будь здоров. Отваживали их долго, сожженные радиацией крохотные мозги революционно выросшей плоти не справлялись с несколькими инстинктами сразу. Есть, плодиться и выживать… совмещать не получалось. Или все же получалось? Не будь еды в виде унесенных жителей города, выбиравшихся на поверхность все чаще и чаще, выжили бы разномастные крыложоры? А так – ценой трех голов за одного человека, но выживали.