Дорога тайн

ФЛОР & ЭДВАРД БОНШОУ

«ПРИНОСИТ ЭТО УТРО

С СОБОЙ МРАК ТИШИНЫ».

АКТ 5, СЦЕНА 3

Таким текстом было отмечено надгробие. Пожелание сеньора Эдуардо вызовет возражения у Хуана Диего.

– Разве вы не хотите указать хотя бы, что это Шекспир, если уж не уточнять, что именно из Шекспира? – спрашивал читатель свалки у айовца.

– Думаю, что это не важно. Кто знает Шекспира, и так узнает, а кто не знает… ну, тот не узнает, – размышлял Эдвард Боншоу, лежа с катетером Хикмана на голой груди, который при этом поднимался и опускался. – И никто не должен знать, что прах Беатрис похоронен вместе с нами, согласен?

Ну, положим, Хуан Диего должен это знать. Как и доктор Розмари, которая также знала, откуда взялась отстраненность ее друга-писателя, – ведь для постоянных отношений надо брать на себя ответственность. В текстах Хуана Диего, которые Розмари тоже знала, действительно было важно, откуда что возникло.

Действительно, доктор Розмари Штайн толком не знала мальчика из Герреро – ни как сборщика мусора, ни как упорного читателя свалки. Но она видела, что Хуан Диего упорен; в первый раз это ее удивило – он был такой миниатюрный, такой хрупкий, да еще хромоногий.

Они ужинали в одном и том же ресторане; он находился на углу Клинтон и Берлингтон – только Розмари с ее мужем Питом, который тоже был врачом, и Хуан Диего с одним из своих коллег-писателей. По имени Рой? Розмари не могла вспомнить. Может, это был Ральф, а не Рой. Один из приезжих писателей, который много пил; он либо молчал, либо вообще не затыкался. Один из бывших преподавателей литературы в университете; Розмари считала, что такие писатели отличались самыми скверными привычками.

Это был 2000-й – нет, это был 2001 год, потому что Розмари сказала:

– Не могу поверить, что прошло десять лет, но они умерли десять лет назад. Боже мой – как давно их нет.

(Доктор Розмари говорила про Флор и Эдварда Боншоу.) Розмари немного пьяна, подумал Хуан Диего, но это ничего, она не дежурила, а за рулем всегда был Пит, когда они куда-нибудь ехали вместе.

И в этот момент Хуан Диего услышал, как за другим столиком какой-то человек что-то сказал. Дело было не в том, что именно он сказал, а в том, как он это сказал. «А вот что я знаю», – сказал мужчина. Его интонация что-то вызвала в памяти. Голос мужчины был знакомым и в то же время агрессивным, – казалось, он что-то пытается защитить. Он говорил так, словно считал, что за ним последнее слово.

Это был светловолосый краснолицый мужчина, который обедал со своей семьей; похоже, он спорил с дочерью, девушкой лет шестнадцати-семнадцати. Там сидел и его сын – ненамного старше дочери. Сыну на вид было лет восемнадцать, не больше; Хуан Диего готов был поспорить, что парень еще учился в школе.

– Это один из О’Доннеллов, – сказал Пит. – Они все немного громкие.

– Это Хью О’Доннелл, – сказала Розмари. – Он из комиссии по районированию. Он всегда пытается выяснить, не собираемся ли мы строить еще одну больницу, чтобы он мог выступить против.

Но Хуан Диего смотрел на дочь. Он понял, почему на лице девушки растерянное выражение. Она пыталась оправдаться за свой внешний вид – за свитер, который был на ней. Хуан Диего слышал, как она сказала отцу: «У меня свитер не как у шлюхи – сегодня вся молодежь носит такое!»

Это и вызвало у ее краснолицего отца презрительное: «А вот что я знаю». Блондин не сильно изменился с той школьной поры, когда он говорил оскорбительные вещи Хуану Диего. Когда это было – двадцать восемь или двадцать девять, почти тридцать лет назад?

– Хью, пожалуйста… – сказала миссис О’Доннелл.

– У меня ведь не шлюховатый вид, правда же? – спросила брата девушка.

Она повернулась к ухмыляющемуся юноше, чтобы тот получше рассмотрел ее свитер. Но парень напомнил Хуану Диего Хью О’Доннелла – худощавый, белокурый, с розовым щеками. (Лицо Хью теперь было гораздо краснее.) Ухмылка сына была такой же, как у отца; девушка поняла, что не стоит демонстрировать ему свой свитер, и отвернулась. Всем было очевидно, что ухмыляющемуся брату не хватило смелости встать на сторону сестры. Хуан Диего уже заметил, как тот смотрел на нее: во взгляде не было сочувствия, как будто брат считал, что его сестра будет выглядеть как шлюха в любом свитере. Снисходительный взгляд юноши говорил, что его сестра и выглядела как шлюха, что бы эта бедняжка ни надела.

– Пожалуйста, вы оба… – начала было жена и мать, но Хуан Диего встал из-за стола.

Естественно, Хью О’Доннелл узнал эту хромоту Хуана Диего, хотя не видел его почти тридцать лет.

– Привет – я Хуан Диего Герреро. Я писатель – я учился в школе с вашим отцом, – сказал он детям О’Доннелла.

– Привет… – начала было дочь, но сын ничего не сказал. А девушка, взглянув на отца, замолчала.

Миссис О’Доннелл что-то пробормотала, но не закончила фразу – просто остановилась.

– О, я знаю, кто вы. Я читала… – Это все, что она успела сказать.