Дорога тайн

– Пусть миссис Додж отводит Флор и Эдварда в клинику. Для этого я и нашла ее вам – пусть миссис Додж этим занимается, – сказала Хуану Диего доктор Штайн. – У вас богатое воображение – вы ведь писатель, не так ли? Ваше воображение – это не водопроводный кран; вы не можете выключить его в конце дня, когда перестаете писать. Ваше воображение просто продолжает работать, верно? – спросила Розмари.

Он должен был сделать ей предложение тогда, до того, как это сделает кто-то другой. Но к тому времени, когда Хуан Диего наконец понял, что должен предложить Розмари руку и сердце, она уже сказала «да» кому-то другому.

Если бы Флор была жива, Хуан Диего услышал бы ее слова. «Черт, ты опоздал – я вечно забываю, какой ты медлительный», – сказала бы Флор. (Это было бы так в духе Флор – напоминать о том, что он плавает по-собачьи.)

В конце концов доктор Абрахам и доктор Джек решили поэкспериментировать с сублингвальным приемом морфия вместо инъекций – Эдвард Боншоу и Флор были подопытными кроликами. Но к тому времени Хуан Диего уже передоверил миссис Додж все заботы о больных; он послушался доктора Розмари и препоручил медсестре выполнять все ее обязанности.

Вскоре наступит 1991 год; Хуану Диего и Розмари исполнится тридцать пять, когда Флор и сеньор Эдуардо умрут – сначала Флор, а через несколько дней за ней последует Эдвард Боншоу.

Район Мелроуз-авеню постоянно менялся; эти вычурные экстравагантные викторианские дома, каждый с парадным крыльцом, уже начали исчезать. Как и Флор, Хуан Диего когда-то любил вид на готическую башню с крыльца деревянного дома на Мелроуз, но что там можно было любить после того, как вы узнавали о происходящем под этой башней, – после посещения Клиники вирусологии на первом этаже здания Бойд-Тауэр?

Задолго до эпидемии СПИДа, когда Хуан Диего учился в старших классах средней школы, он начал испытывать несколько меньший энтузиазм по отношению к кварталам Мелроуз-авеню в Айова-Сити. Для хромого, например, до Вест-Хай было неблизко – больше полутора миль на запад по Мелроуз. А сразу за полем для гольфа, возле пересечения с бульваром Мормон-трек, обитала злая собака. В школе были свои обидчики, которые задирали его. Но не по той причине, о которой предупреждала его Флор. Хуан Диего был черноволосым, смуглым, похожим на мексиканца юношей; тем не менее расизм был не очень-то характерен для Айова-Сити – он изредка проявлялся в Вест-Хай, но расистски настроенные молодые люди были не худшими из тех, с кем Хуан Диего там столкнулся.

В основном камни и стрелы сверстников, нацеленные на Хуана Диего, касались Флор и сеньора Эдуардо – его фейковой матери и «педика»-отца. «Парочка стремных голубков», – как-то отозвался о приемных родителях Хуана Диего один парнишка из Вест-Хай. Хуан Диего не знал по имени этого злопыхателя-блондина с розовым лицом.

То есть львиная доля оскорблений в адрес Хуана Диего имела гендерную, а не расовую подоплеку, но он не осмеливался рассказать об этом Флор или Эдварду Боншоу. Когда влюбленные голубки замечали, что Хуан Диего чем-то озабочен, когда Флор и сеньор Эдуардо спрашивали, что его беспокоит, Хуану Диего меньше всего хотелось, чтобы они знали, что проблема в них самих. Проще было сказать, что он имел дело с какими-то антимексиканскими выходками – с унижением, которому обычно подвергались латиносы, или с откровенным презрением, о чем его предупреждала Флор.

Что же касается того, как он, при своей хромоте, отправлялся пешком по Мелроуз в Вест-Хай и возвращался обратно, тут Хуан Диего ни на что не жаловался. Было бы хуже, если бы его подвозила Флор; если бы она высаживала, а потом забирала его – это вызвало бы еще больше издевательств на гендерную тему. Кроме того, Хуан Диего уже в школьные годы был зубрилой; он был одним из тех, кто постоянно учился, – молчаливый юноша с опущенными глазами, который стоически переносил школу, но имел явные намерения расцвести в свои университетские годы, – труды не пропали даром. (Когда единственное занятие читателя свалки – ходить в школу, он может быть вполне доволен, больше того – успешен.)

Хуан Диего не садился за руль – и никогда не сядет. Его правая ступня была вывернута под неудобным углом для того, чтобы нажимать на педаль газа или тормоза. Хуану Диего однажды разрешили поводить машину, но, когда он оказался за рулем, рядом с ним на место пассажира села Флор – Флор была единственным водителем в семье; Эдвард Боншоу отказался водить машину. В тот первый раз Хуан Диего ухитрился одновременно нажать на педаль тормоза и на педаль газа. (Что естественно, если ваша правая ступня вывернута на отметку «два часа».)

– Все, приехали, – сказала ему Флор. – Теперь в нашей семье двое не умеют водить.