Дорога тайн

Возьмем Кларка Френча. Некоторые студенты остаются студентами всю жизнь: они ищут и находят концепции, по которым могут жить; будучи писателями, они хотят, чтобы способ их письма был установлен как универсальное и железное правило. (Использование автобиографии в качестве основы для художественной литературы порождает бред! Использование своего воображения – это подделка!) Кларк утверждал, что Хуан Диего был «на антиавтобиографической стороне».

Хуан Диего старался не принимать ничью сторону.

Кларк настаивал на том, что Хуан Диего был «на стороне воображения»; Хуан Диего был «сочинителем, а не мемуаристом», говорил Кларк.

Может быть, думал Хуан Диего, но он не хотел быть ни на чьей стороне. Кларк Френч превратил писательство в полемическое соревнование.

Хуан Диего пытался деполемизировать беседу; он пытался говорить о литературе, которую любил, о писателях, которые вызывали желание стать писателем, не потому, что видел в этих писателях каких-то знаменосцев, а просто потому, что ему нравилось то, что они писали.

Неудивительно: библиотека англоязычной литературы в «Потерянных детях» была скромной и, как правило, ограничена образцами литературных форм девятнадцатого века, включая романы, которые отец Альфонсо и отец Октавио предназначали для уничтожения в адских огнях basurero, и те важнейшие романы, которые брат Пепе или Эдвард Боншоу сохранили для небольшого собрания художественной литературы. Эти романы и вдохновили Хуана Диего на то, чтобы стать писателем.

То, что жизнь несправедлива по отношению к собакам, подготовило читателя свалки к «Алой букве» Готорна. Эти почтенные прихожанки, судачащие о том, что они сделают с Эстер – заклеймят ее лоб горячим утюгом или убьют, а не просто пометят одежду, – помогли Хуану Диего подготовиться к тому, с какими пережитками американского пуританства он столкнется после переезда в Айову.

«Моби Дик» Мелвилла – и прежде всего «спасательный буй-гроб» Квикега – научит Хуана Диего, что предзнаменование – это красноречивый спутник судьбы.

Что касается судьбы и невозможности ее избежать, об этом был «Мэр Кэстербриджа» Гарди. В первой главе пьяный Майкл Хенчард продает свою жену и дочь какому-то моряку. Хенчард никогда не сможет искупить того, что он сделал; в своем завещании Хенчард просит, чтобы «никто не помнил меня». (Это была не совсем история искупления. Кларк Френч ненавидел Гарди.)

А еще был Диккенс – Хуан Диего будет цитировать главу «Буря» из «Дэвида Копперфильда». В конце этой главы тело Стирфорта прибивает к берегу, и Копперфильд видит останки своего бывшего кумира детства и коварного мучителя – самого главного, старшего по возрасту мальчика в школе, насильника по определению. Больше ничего не нужно было говорить о трупе Стирфорта на берегу, где он лежит «среди руин дома, которому причинил зло». Но Диккенс не был бы Диккенсом, если бы не дал Копперфильду права сказать: «Я видел, как он лежал, положив голову на руку, в этой позе я часто видел его в школе».

«Что еще нужно было знать о написании романов, кроме того, что я узнал от этих четверых?» – спрашивал Хуан Диего своих пишущих студентов, включая Кларка Френча.

И когда Хуан Диего представлял Готорна, Мелвилла, Гарди и Диккенса своим ученикам, называя этих четырех романистов девятнадцатого века «моими учителями», он никогда не забывал упомянуть и Шекспира. Сеньор Эдуардо сказал Хуану Диего, что задолго до того, как начали писать романы, Шекспир понял и оценил важность сюжета.

Упоминать Шекспира при Кларке Френче было ошибкой; Кларк являлся самозваным телохранителем Барда с берегов Эйвона. Если исходить, подобно Кларку, из единственно возможной в сочинительстве школы мысли – ну, тогда вы можете себе представить, как бесили Кларка те неверные, которые считали, что за Шекспира писал кто-то другой.

Любая мысль о Шекспире возвращала Хуана Диего к Эдварду Боншоу и к тому, что случилось с ним и Флор.

Вначале, когда сеньор Эдуардо и Флор были еще достаточно здоровыми – когда они могли что-то держать в руках и пользоваться лестницей, а Флор все еще водила машину, – они самостоятельно добирались до клиники на первом этаже в здании Бойд-Тауэр; это было всего в трети мили от их дома на Мелроуз. Когда все стало сложнее, Хуан Диего (или миссис Додж) сопровождали Флор и Эдварда Боншоу по Мелроуз-авеню; Флор все еще шла сама, а сеньор Эдуардо сидел в инвалидной коляске.

С начала и до середины 1990-х годов число пациентов, посещавших клинику, было постоянным и составляло около двухсот в год. Позже число смертей от СПИДа резко упало (благодаря новым лекарствам), а число ВИЧ-инфицированных пациентов в вирусологической клинике начало увеличиваться. В приемной многие пациенты сидели на коленях у своих партнеров; подчас велись разговоры о барах для геев и шоу трансвеститов, и было там несколько кричаще одетых модников – кричаще для Айовы.