В Айова-Сити в июне 1988 года открылась первая централизованная клиника для ВИЧ-инфицированных, где, кроме ухода за больными, предоставлялись социальные услуги и было организовано обучение. Клиника располагалась в Бойд-Тауэре – ее называли башней, но на самом деле это было просто новое пятиэтажное здание, пристроенное к старой больнице. Здание Бойд-Тауэра входило в комплекс больниц и клиник Университета Айовы, а клиника ВИЧ/СПИДа располагалась на первом этаже. Она называлась Клиникой вирусологии. В то время существовала некоторая озабоченность по поводу рекламы клиники ВИЧ/СПИДа, то есть обоснованное опасение, что как пациенты, так и больница будут подвергнуты дискриминации.
ВИЧ/СПИД ассоциировался с сексом и наркотиками; эта болезнь была достаточно редкой в Айове, так что многие местные жители считали ее «городской» проблемой. Среди сельских жителей Айовы некоторые пациенты становились объектами как гомофобии, так и ксенофобии.
Хуан Диего помнил, что в начале семидесятых, когда строилось здание Бойд-Тауэр, там, на северной стороне главного корпуса старого госпиталя, была (да и сейчас есть) настоящая готическая башня. Когда Хуан Диего переехал в Айова-Сити с сеньором Эдуардо и Флор, они жили в двухуровневой квартире в викторианском особняке с ветхим крыльцом. Спальня и ванная Хуана Диего, а также кабинет сеньора Эдуардо находились на втором этаже.
Эдвард Боншоу и Флор почти не пользовались шатким крыльцом, но Хуан Диего помнил, как любил его когда-то. С крыльца были видны Манеж (где находился крытый бассейн) и стадион «Киник». Это рассыхающееся крыльцо на Мелроуз-авеню было отличным местом для наблюдения за студентами, особенно в те осенние субботы, когда футбольная команда Айовы играла дома. (Сеньор Эдуардо называл стадион «Киник» римским Колизеем.)
Хуан Диего не интересовался американским футболом. Поначалу он из любопытства, а потом – чтобы побыть с друзьями, время от времени ходил на игры на стадион «Киник», но больше всего ему нравилось сидеть на крыльце старого деревянного дома на Мелроуз и наблюдать за проходящей мимо молодежью. («Наверное, мне нравится, как вдали звучит оркестр, а вблизи я представляю себе заводил из группы поддержки», – говорила в своей замысловатой манере Флор.)
Хуан Диего будет заканчивать последний курс в университете Айовы, когда завершится строительство Бойд-Тауэра; с Мелроуз-авеню их явно необычная семья из трех человек могла созерцать готическую башню старой больницы. (Позже Флор говорила, что она разлюбила эту старую башню.)
Сначала симптомы появились у Флор. Когда ей поставили диагноз, то, конечно, проверили и Эдварда Боншоу. У Флор и сеньора Эдуардо оказался положительный результат анализа на ВИЧ в 1989 году. Эта коварная пневмония, вызванная
Флор была чуть ли не красавицей, но ее лицо будет обезображено саркомой Капоши. Фиолетовая болячка сидела на брови Флор, еще одна багровая болячка свисала с носа. Последняя была настолько заметна, что Флор предпочитала прятать ее под банданой. «La Bandida», – называла она себя: «Бандитка». Но труднее всего Флор будет потерять
Эстрогены, которые она принимала, оказывали побочное воздействие – в частности, на печень. Эстрогены могут вызывать своего рода гепатит; желчь застаивается и густеет. Зуд, сопровождавший это состояние, сводил Флор с ума. Ей пришлось отказаться от гормонов, и у нее снова стала расти борода.
Хуану Диего казалось несправедливым, что Флор, которая так старалась стать женщиной, не только умирает от СПИДа, но умирает мужчиной. Когда руки сеньора Эдуардо уже слишком тряслись, чтобы каждый день брить Флор, ее брил Хуан Диего. И все же, целуя Флор, Хуан Диего чувствовал щетину на ее щеке и всегда видел след щетины – даже на ее чисто выбритом лице.
Поскольку Эдвард Боншоу и Флор были нетрадиционной парой, они захотели лечиться у молодого врача-терапевта, а Флор пожелала, чтобы это была женщина. Их терапевтом была симпатичная Розмари Штайн; она и настояла, чтобы их проверили на ВИЧ. В 1989 году доктору Штайн было всего тридцать три года. «Доктор Розмари», как первой начала ее звать Флор, была ровесницей Хуана Диего. В Клинике вирусологии Флор звала врачей-инфекционистов по именам – произнести их фамилии для мексиканца было настоящей пыткой. Хуан Диего и Эдвард Боншоу – у них был отличный английский – также звали врачей-инфекционистов «доктор Джек» и «доктор Абрахам», чтобы Флор не чувствовала себя белой вороной.