Дорога цариц

Конюший вышел в коридор, где собрались в ожидании многие бояре. В основном Годуновы: думный боярин Дмитрий Иванович, окольничий Степан Васильевич, дворецкий Григорий Васильевич, рязанский наместник Иван Васильевич. Но сверх того еще и князья Глинский и Трубецкой — свояки конюшего, женатые на сестрах его жены. А также князь Сицкий, князь Елецкий, боярин Юрьев, подьячие Клешин и Безнин — возвысившиеся через дружбу или родство с Годуновым, получившие свои места благодаря его радению. Все они отлично понимали: у нового царя будут другие родственники, найдутся свои друзья и сторонники, а значит, все они скатятся в небытие, в мелкий служивый люд, в воеводы дальних захудалых крепостей, на места низкие и малодоходные. И потому общая тревога вылилась в единый выдох:

— Как она?

— Крепится… — задумчиво огладил подбородок конюший. Опасливо посмотрел по сторонам, тихо добавил: — Однако сами понимаете… Баба на троне есть дело невиданное… Надобно поддержать.

Борис Годунов вогнал пальцы в бороду и с силой ее дернул, повернулся к Дмитрию Ивановичу, как к самому старшему из родичей:

— Надобно, дядюшка, припомнить мужей всех, каковые родство с царской семьей имеют и каковых Бельские, Мстиславские али Шуйские супротив Ирины на трон выкрикнуть могут. Припомнить первыми, пока они не спохватились. — Конюший потер нос и сделал неопределенный жест ладонью. — Найти да убрать как-нибудь с глаз долой подальше. Дабы выбора у крамольников не имелось, коли смуту затеют. Дабы никто вровень с Ириной, вдовой царской, подняться в державе нашей не смог. Тогда, мыслю, она в государынях утвердится. Надобно хотя бы пару лет продержаться. А там люди привыкнут. Не первый раз ужо она к ним выходит.

— Я так сразу и не припомню… — покачал головой Дмитрий Иванович. — Иссяк род Рюриковичей, нет более никого.

— Думайте, други мои, думайте! — посоветовал конюший. — Коли вороги наши первыми наследника какого забытого найдут, будет худо. Но они покамест о беде случившейся еще и не ведают. Так что нам можно и надобно успеть первыми. Вспоминайте! А я к патриарху ныне спешу. Надобно новый чин составлять. Царицам до сего дня «долгие лета» никогда во храмах не пели.

15 января 1598 года

Москва, Кремль, Успенский собор

Случившаяся обедня вызвала немалый интерес среди московского люда, ибо ее заказала новая государыня всея Руси, царица Ирина Федоровна, поминаемая ныне особым чином в православных храмах. Супругу почившего государя в Москве знали, видели многие, ибо она особо от чужих глаз и не таилась. Во время многих празднеств у окна сидела, нередко люд служивый поздравляла, иногда даже в беседы с простолюдинами вступая. В последние дни царица себя тоже проявила достойно, поминки хорошие по мужу справив, во все монастыри и церкви кутью и сыто разослав. Посему посмотреть на православную правительницу русских земель собралось изрядное число людей, имеющих право входить в самый Кремль. В Успенском соборе от прихожан было не протолкнуться, и еще больше народу осталось на площади, не поместившись в храме.

Незадолго до полудня самовластная царица, одетая в черное бархатное платье и черный, отороченный горностаем убрус, в рысьем опашне, вышла на крыльцо Великокняжеского дворца, спустилась на площадь и в сопровождении скромной свиты, тоже одетой в темные одежды, прошла по охраняемому стрельцами проходу в главный храм святой Руси.

Видя свою красивую и скромную властительницу, люд разразился радостными криками:

— Долгие лета царице! Любо царице Ирине! Любо!

Как и подобает скорбящей вдове, женщина опустила голову и на приветствия никак не ответила. В соборе царица провела немногим больше часа. Народ терпеливо ждал, и когда Ирина Федоровна снова появилась на крыльце, встретил ее новыми приветствиями.

Царица степенно поклонилась на три стороны, благодаря московский люд за почитание, и неожиданно подняла руку.

Народ притих, ожидая монаршего слова. И оно прозвучало:

— Слушайте меня, люди православные! Знаете вы все, что за горе меня постигло! Что преставился муж мой любимый, государь Федор Иванович! Со смертью мужа моего остановилось сердце мое и умерла душа моя! Нет во мне больше жизни! Нет во мне радости и света! Не дело мертвому правителю над державой живой властвовать! Посему решила я уйти от мира суетного и принять постриг в обители Новодевичьей. Ныне же при всех при вас, люди православные, по доброй своей воле и безо всякого принуждения я отрекаюсь от трона царского и великокняжеского! Не по силам мне ныне сия ноша!

— Не-е-ет!!! — завопил кто-то в толпе. — Не покидай!!! Матушка, родненькая, не броса-ай!!!

Радость в толпе сменилась ужасом и плачами. Люди кричали и мотали головами, умоляя государыню изменить свое решение, пожалеть своих подданных, остаться на престоле. Кто-то встал на колени, и его примеру последовали все остальные. Вся площадь перед соборами покрылась опустившимися ниц людьми со снятыми шапками — людьми, умоляющими Ирину Федоровну о милости, просящими ее остаться.