Дорога цариц

Второго штурма не потребовалось: двадцать пятого февраля схизматики сдались.

Заняв Ивангород и дав свеям год времени на возвращение Корельского уезда, государь Федор Иванович, спустя всего полтора месяца после выступления из Новгорода, отправился домой со славною победой.

Жизнь царской четы и всей православной державы вернулась в мирное, спокойное русло. Любящие друг друга Федор и Ирина прогуливались рука в руке по дорожкам среди цветущих клумб, посвящая друг другу все вечера, и каждую неделю отправлялись на богомолье в какой-то из монастырей, раздавали милостыню, отсылали приютам для сирых ткани и одежду, накрывали столы для неимущих. Крепкая, счастливая любовь правителей словно накрыла своею благодатью всю огромную державу: в ней цвели сады, колосились хлеба, плескалась в неводах рыба, тучнели стада, смеялись румяные дети, строились везде и всюду все новые города и веси.

Даже случившаяся в мае тысяча пятьсот девяносто первого года трагическая смерть в Угличе восьмилетнего Дмитрия, брата государя, не смогла поколебать в людях уверенности в Божьем благоволении правящих царственных супругов и всей Святой Руси.

Год проходил за годом, а православная держава продолжала пребывать в мире, покое и благоденствии, не зная ни военных невзгод, ни стихийных бедствий, ни недородов.

«А царьствовал благоверный и христолюбивый царь и великий князь Феодор Иванович… тихо и праведно, и милостивно, безметежно. И все люди в покое и в любви, и в тишине, и во благоденстве пребыша в та лета. Ни в которые лета, ни при котором царе в Руской земли, кроме великого князя Ивана Даниловича Калиты, такие тишины и благоденства не бысть, что при нем, благоверном царе и великом князе Феодоре Ивановиче всеа Русии. А супружница его, святая благоверная и христолюбивая царица и великая княгиня Ирина…Федоровна всея Русии, поревновала ему во всем благочестии, ему благоверному царю…» — поведал потомкам о сих годах «Пискаревский летописец».

28 декабря 1597 года

Москва, Кремль, Великокняжеский дворец

Это случилось в середине дня, когда царь с конюшим обсуждали расходы на становление Смоленской твердыни. Федор Иванович вдруг ощутил острую резь в животе и согнулся от боли, едва не упав с трона.

— Стража!!! — во весь голос закричал перепугавшийся Борис Годунов. — Стража, сюда!!!

Рынды тотчас влетели в малую думную палату с бердышами наготове, но замялись, не видя врага. Конюший тоже не знал, что надобно делать, но нашелся первым:

— Чего вытаращились?! На руки государя берите. В покои его несите, в постель!

Боярские дети, побросав оружие, кинулись к трону, приняли правителя всея Руси на его же шубу, осторожно пошли через залы и коридоры и вскорости опустили на перину. Подоспевшие слуги сняли с государя шубу, ферязь, сапоги, стянули штаны. Федор Иванович не сопротивлялся, но продолжал выть от боли и крючиться, удерживая руками живот.

— Ты чего, государь? — испуганно суетился рядом конюший. — Не надо, государь. Ты заканчивай, государь. Сейчас… Сейчас Ирина придет, тебе сразу полегчает. Она у нас известная целительница.

Федор Иванович поднял на него глаза и прошептал:

— Иришку не пускай… Не хочу… Чтобы таким видела…

— Как скажешь…

— Что с государем? Что с ним? — в опочивальню вошел патриарх Иова, а с ним прибежали еще несколько монахов и священников.

Борис Годунов отступил, полагая, что святые отцы лучше его понимают в недугах, и вышел в горницу. Несколько раз перекрестился на образа в красном углу, шепотом моля Господа о быстрейшем выздоровлении царя. И тут в горнице появилась встревоженная царица.

— Нет! — моментально встал в дверях конюший. — Ира, тебе туда нельзя!

— Пусти!

— Сестренка, милая, нельзя, — мотнул головой Борис. — Там сейчас лекари, они государя исцеляют. Тебе его видеть немочно, ибо невместно сие.

— А ну, пусти!

— Нет!

— Братик, ты ведь царице перечишь!

— Царский приказ! — Конюший сморщился и чуть отвернул лицо.

Однако Ирина Федоровна занесла ладонь не для того, чтобы ударить, а лишь поправила сбившийся кокошник. И с тревогой спросила:

— Что, так плох?

— Не желает Федор Иванович, чтобы ты его таким видела. Хочет токмо красавцем пред тобою представать. — Конюший обнял сестру, отвел к окну и там сел вместе с нею на лавку. — Страдает он.

— Да что случилось-то, Боря?

— Колики случились. Вот, ждем, когда отпустит.