Дорога цвета собаки

Из пересказа Марьяны, нарочно нашпигованного неприятными для него подробностями, Годар узнал, что из Суэнии бежал сотенный командир Давлас К. и служащая королевского войска Лана С. Все остальные молодые повесы арестованы, как пособники, так что войско всем составом отправилось в отставку. Дело привычное. Длительная служба в королевском войске – редкость, какой еще не видывали. Военная служба в Суэнии есть отставка. Но добропорядочные подданные Его Величества надеются на исключение. Ждут-с. Между просим, по радио передали список арестованных, и имя рыцаря Годара в нем не значится. Среди тех, кого предполагается вызвать для допроса, его тоже почему-то нет. Выходит, что рыцарь признан непригодным к измене…

Годар уже не слушал. Он не заметил, как вышел на широкую мостовую и сколько отшагал шагов. Мимо пронеслась карета и остановилась впереди. Из кареты вышел сухонький старичок, продвинулся мелкими шелестящими шажками к подъезду какого-то сурового ведомства. Старичок был понурый, с бесцветными губами. Ожидающий его извозчик, сидя на козлах, лениво слушал простенький карманный радиоприемник.

По обе стороны подъезда сурового ведомства располагались пустые цветочные клумбы и мусорные ящики в форме тюльпанов. Дворник сметал в кучу окурки, чтобы убрать их с тротуара в тюльпаны. Окурками, как он убедился позже, были усыпаны в Скире все улочки, переулки и площади, исключая разве что Дворцовую, а глиняные тюльпаны оставались полупустыми.

Еще на дорогах было много клочков газет и оберточной бумаги. Все это шуршало под метлами или туфлями и отдавало запахом громоздких учреждений. Ненужные, на его взгляд, учреждения привычно текли мимо Годара. Государственная служба, а то и худшая дребедень, опять миновала его. Это стоило отметить шампанским. Только на сей раз бокал не был заслужен: продолжение странничества далось ему без борьбы.

Он никогда не верил в то, что получалось само собой. Сомнительное облегчение от того, что Лана теперь далеко, что пущенный вдогонку отряд полиции вернулся ни с чем – это сообщение просочилось из суховатой радиосводки, периодически запускаемой в толпу зевак у репродуктора – простенькое это облегчение было равновелико гулкой пустоте внутри. Не надо было рвать узы так и не завязавшейся привязанности, бороться с несуществующей неприязнью к Давласу на почве так и не созревшей ревности, тянуться к Нику и презирать его, как самого себя – отвергнутого. Все это растаяло, так и не начавшись.

Ребята из полицейского патруля лениво слонялись между прохожими, не проявляя ни к кому интереса. Включенные радиоприемники покоились в нагрудных карманах, оттуда же высовывались пакетики с сухим соком.

Видный государственный деятель делился из репродуктора страстной любовью к Родине. Потом последовала очередная сводка новостей, где было вскользь упомянуто о значении воинской присяги, после чего другой государственный деятель принялся рассуждать о воспитании юношества. "Мы стараемся. Мы изо всех сил стараемся не терять терпения и взвешенности, – говорил он размеренно и вкрадчиво, – мы можем понять больше, чем обычно думают соотечественники. Мы способны понять даже то, что молодой офицер мог получить внезапное помутнение рассудка и временно предпочесть Родине даму сердца. Но не сразу же после присяги, не в день, когда клянешься в верности ратника королю и отечеству!" Годар опять почувствовал на щеках краску стыда. Выходит, что сегодня состоялась присяга, а он, Годар, не был к ней допущен. Его обманули свои же товарищи, не обмолвившись о присяге в записке. Выходит, птичница Марьяна права в своей парадоксальной обмолвке: он признан негодным к измене… Что-то подсказывало ему, что сегодняшняя свобода не делает ему чести. Тюремные ворота отторгали его от товарищей в пользу Государства. Государство же осталось загадочным: еще не заслуживающим его презрения, но и не претендующим на уважение. Государство, так же, как и ночные его товарищи, ничего не хотело от Годара.

Сообщили первые результаты расследования, проведенного полицией на основе анализа данных, полученных от Шахматной комиссии. Результаты эти, произведя в толпе горожан подобие сенсации, стали для Годара откровением.

В сообщении говорилось, что Офицерский шахматный турнир, победитель которого, согласно традиции, получал право на охрану своей сотней Дворцовой площади, был проведен не по правилам. Последнее обстоятельство и помогло полиции нащупать ключ к разгадке происшедшего.