Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна

У нас неожиданно в сбор денег включается весь дом. Мама дает три рубля. Поль безмолвно кладет на стол полтинник. Юзефа, стоявшая у притолоки и внимательно прислушивавшаяся к разговору, достает из-за пазухи большой платок, на котором все четыре угла завязаны в узелки, развязывает один из узелков, достает из него три медных пятака и кладет их на стол:

– От ще и от мене. Зло́тый (15 копеек)… Сироте на бублики!

Итого 3 рубля 65 копеек. Пришедший дедушка добавляет для ровного счета еще 35 копеек – всего получилось 4 рубля.

В эту минуту слышен оглушительный звонок из передней – папин звонок! И в комнату входит папа.

Папа прибавляет к деньгам, собранным для Кати Кандауровой, еще одну «канарейку». Пришедший с ним Иван Константинович Рогов дает столько же. У нас уже собрано целых 12 рублей! Сумма не маленькая.

– А теперь, девочки, – говорит папа, – ваше дело кончено. Отдать эти деньги Фейгелю должен кто-нибудь другой, иначе обидите хорошего человека. Я его знаю: я – врач того училища, где он работает. Оставайтесь здесь, веселитесь, а главное: никому обо всем этом не говорите! Помните: ни одной душе! Ни одного слова! Вы еще головастики, вы не знаете, – из-за этого могут выйти неприятности. Я потом, мимо едучи, зайду к Фейгелю домой и все ему передам.

– Я бабушке скажу, чтоб в секрете держала! – соображает Варя.

– А я – маме… – озабоченно говорит Лида Карцева. – Она может нечаянно проболтаться.

На том и расстаемся.

Глава шестая Неприятности

Странно, все считают, что папа ничего не замечает вокруг себя, ни во что не вникает. Он-де занят только своими мыслями, своими больными, своими книжками, а все остальное до него не доходит…

А вот и неправда! Взять хотя бы этот случай. Мы собрали деньги для Кати Кандауровой, и папа первый сказал нам: «Будьте осторожны, не болтайте зря, – могут быть неприятности».

Папа, как говорится, «словно в воду глядел»! Мы, правда, были осторожны и зря не болтали, но неприятности – и какие! – сваливаются на наши головы уже на следующий день.

Поначалу все идет, как всегда. Только Меля Норейко опаздывает – вбегает в класс хотя и до начала первого урока, но уже после звонка. Дрыгалка оглядывает Мелю с ног до головы и ядовито цедит сквозь зубы:

– Ну конечно…

Меля проходит на свое место. Я успеваю заметить, что глаза у нее красные, заплаканные. Но тут в класс вплывает Колода, начинается урок французского языка, – надо сидеть смирно и не оглядываться по сторонам.

После урока я подхожу к Меле:

– Меля, почему ты…

– Что я? Что? – вдруг набрасывается она на меня с таким озлоблением, что я совсем теряюсь.

– Да нет же… Меля, я только хотела спросить: ты плакала? Что-нибудь случилось? Плохое?

– Ну, и плакала. Ну, и случилось. Ну, и плохое… – И вдруг губы ее вздрагивают, и она говорит тихо и жалобно: – Разве с моей тетей можно жить по-человечески? Для нее что человек, что грязная тарелка – все одно!

На секунду Меля прижимается лбом к моему плечу.

Лоб у нее горячий-горячий.

Мне очень жаль Мелю. Хочу сказать ей что-нибудь приятное, радостное.

– Знаешь, Меля, мы для Кати…

Меля злобно шипит мне в лицо:

– Молчи! Я не знаю, что вы там для Кати… Я с вами не ходила никуда, я дома оставалась! Ничего не знаю и знать не хочу!

Но тут служитель Степан начинает выводить звонком сложные трели – конец перемене. Мы с Мелей бежим в класс.

Дальше все идет, как всегда. Только Меля какая-то беспокойная. И – удивительное дело! – она почти ничего не ест. А ведь мы уже привыкли видеть, что она все время что-нибудь жует… Но сегодня она, словно нехотя, шарит в своей корзиночке с едой, что-то грызет без всякого аппетита – и оставляет корзинку. Больше того, она достает «альбертку» (так называется печенье «Альберт») и протягивает ее Кате Кандауровой:

– Хочешь? Возьми.

Небывалая вещь! Меля ведь никогда ни кого и ничем не угощает!

Катя, не беря печенья, смотрит, как всегда, на Маню. За несколько последних дней между обеими девочками, Маней и Катей, установились такие отношения, как если бы они были даже не однолетки, одноклассницы, а старшая сестра и младшая. И понимание уже между ними такое, что им не нужно слов, достаточно одного взгляда. Вот и тут: Катя посмотрела на Маню, та ничего не сказала, в лице ее ничто не шевельнулось, но, видно, Катя что-то чутко уловила в Маниных глазах – она не берет «альбертки», предложенной ей Мелей, а только вежливо говорит:

– Спасибо. Мне не хочется.

Когда кончается третий урок и все вскакивают, чтобы бежать из класса в коридор, Дрыгалка предостерегающе поднимает вверх сухой пальчик:

– Одну минуту, медам! Прошу всех оставаться на своих местах.

Все переглядываются, недоумевают: что такое затевает Дрыгалка? Но та уже подошла к закрытой двери из класса в коридор и говорит кому-то очень любезно:

– Прошу вас, сударыня, войдите!