Попинав колёса небольшой повозки, развернула её на четверть в сторону от поселения — мне туда без надобности. Очень симпатичные пушистики, но скоро бал, и я хочу там быть и плевать на сто очков. Больше без джинна никуда не поеду.
О! Вспомнила о порошке «самоходе», что давно валялся на полке в сумке.
— Так, попробуем: чуточку на одно колесо, чуточку на другое, — повозка дёрнулась и начала набирать скорость.
Поняла, что совершила ошибку, заранее не сев в повозку. Вспомнила детство, когда прыгала через брёвна в саду, и с места сделала прыжок. Слава всем мирам, что удачно приземлилась в сено, но всё равно чувствительно приложилась коленями о дно повозки.
— Как тобой править, телега самоходная? Голова моя садовая, сначала надо было палку подобрать. Рулить-то чем? — бормотала себе под нос. — Прорвёмся, главное направление нужное — в обход деревни и не в сторону болота, — только произнесла эти слова, как повозка наскочила на огромный камень, взмыла вверх, словно с помоста, повернулась в воздухе и благополучно приземлилась на оба колеса. Благополучно — это то, что она не рассыпалась, а я, охая, тёрла мягкое место — знатно приложилась при приземлении.
— Нет, нет, нет-т-т, мне туда не нужно… — застонала я, узрев, что повозку развернуло в сторону поселения пушистых рогатиков. А так как поселение было в низине, то моё горе транспортное начало набирать скорость, и через мгновение я уже жалела, о том, что использовала порошок, так как повозку начало подбрасывать на каждой кочке.
— Только не перевернись, только остановись, не хочу-у-у умирать…
«Вот и домишки. Как хорошо, что несусь по дороге! Уфф, может, сейчас начну терять скорость и остановлюсь?»
— Разойдись, народ, девчонка в коробчонке едет: людей посмотреть, себя показать, — кричала во всё горло, боясь задавить мелких жителей. Да и нервы не железные, ещё секунда и взвою на одной ноте, от страха.
Дорога вынесла прямо на центральную деревенскую площадь. А там памятник… И ладно бы мохнато-рогатому прародителю — в полный, небольшой рост. Нет, на площади стоял памятник богине! Метра три в высоту, не меньше. Ну, где ещё я встречусь с бабулей, кроме как в отсталом мире.
«Прощай, Джинниус! Прощайте, родители! Прощай, академия и друзья!» — закрыв глаза, начала вспоминать хорошие моменты.
Чего-то удара нет долго… Приоткрыла один глаз и поняла, что зависла в воздухе вместе с повозкой, а вокруг, закрыв глаза, стоят местные жители. Слава богине, поймали!
Глава 40. Вкусный чай
Говорят, что дождь — это слёзы богини, которая оплакивает своих детей. Одна капля — одна погибшая душа. Дождь смывает с души горе и боль, давая той переродиться в светлый солнечный день нежным младенцем.
По широкой аллее, не замечая дождя, неспешной походкой шла высокая девушка в чёрном балахоне, широкий капюшон полностью скрывал её лицо. До опушки леса оставалось пройти не более ста метров. В руке та, что была в балахоне, держала огромную клетку, закрытую плотной тканью, что не пропускала дождь.
Она остановилась, чего-то ожидая, подняла голову навстречу тёплым каплям и улыбнулась. В тот же момент на аллею выступили внушающие страх своим видом чёрные волкодлаки, ростом огромные, видом ужасные. Сделали несколько шагов в сторону девушки, поигрывая стальными мышцами под смоляной шкурой, и разом, зарычав, оскалили морды, вязкие слюни закапали из ужасных пастей. Они ждали, многого им не нужно было, только капельку страха. Пусть на мгновение испугается, и они кинутся, разорвут девчонку в клочья, сожрут плоть, а кости выкинут в овраг, как делали не раз.
— Интересно тут встречают гостей, — дама медленно стряхнула с лакового ботинка прилипший зелёный листок, выпрямилась и скинула капюшон. — Ням, ням, волчики, поиграть захотели? — глазницы полыхнули голубым огнём.
Волкодлаки взвыли и пригнулись к земле, пряча головы в лапах.
— То-то же, хватит валяться, ведите на бой. Зря я, что ли, такой далёкий путь проделала, чтобы время на шавок терять? — девица рявкнула не хуже чёрношкурых и обратно надела капюшон на голову.
*****
Меня отпаивали душистым чаем. Ах, этот великолепный сбор! Я, как зельевар, сразу прочувствовала букет аромата: ромашки необыкновенной, коры венозного дерева, цветка рассыпухи весенней, и даже горчинку от летней неувядающей маргаринки.
— М-м-м, я в нирване, продайте мне чуточку этого сбора, — умоляющим взглядом посмотрела на старейшину акварельных сибов.
Улыбнулась про себя: оказывается, почти угадала название вида милых рогатых пушистиков.
— Продадим, всё бесплатно отдадим; всё, что вашей душе угодно: любой сбор, любые травы нашего мира, они ваши, уважаемая ведьма, только спасите моего сына!
Перед столом стояли два мешка летней ветрянки. Только заслышав, зачем я копалась на болоте и что хотела делать на поляне, сибы незамедлительно достали из своих запасов сушёные листья.
Устало потёрла лоб и вновь заговорила: