Дорога в два конца

После сарая тьма больно ударила по глазам. Из-за дальних холмов, похожая на перезревшую круглую дыню, медленно выкатилась луна, понемногу разгребая темноту, карабкалась повыше, стараясь оторваться от бугра. Справа от луны, резко выпечатывая линию горизонта (горело где-то дальше), небо вылизывали пожары. Отсветы их колыхали темноту, прыгали по небу, дотягивались до его середины. Космы дыма наплывали на желтый горб луны и, казалось, раздваивались о него: часть дыма оставалась по эту сторону, часть — текла по-за луной. Слева темноту рубили частые взмахи света. Шла наверняка механизированная немецкая колонна. Туда и нужно было идти двум Т-34 и трофейному T-IV Лысенкова. Там и был мост. Колонна, наверное, часа два назад проходила мимо этого сарая, где они сейчас стоят. Дорога была размолота гусеницами. Несколько широких продавленных следов — у самой стены клуни.

Снизу от земли пробирало сыростью. Ворча и поеживаясь, танкисты и автоматчики полезли на машины. Сердце тоже одевалось холодком опасности, костенело. Сарай с хворостяными стенами казался им надежной защитой от всех опасностей. И все оттого, что они на время прекратили движение, потеряли инерцию. Через несколько минут они двинутся туда, где небо обмахивают белые крылья света, туда, где колонна немцев, и все чувства снова займут свои места.

Лысенков поправил бинокль на груди, полез на свой трофейный T-IV. Он все время шел на нем первым и выручал уже не раз.

— Так и не рассказал про свой трофей. — За Лысенковым на танк полез командир автоматчиков.

— Самое время сейчас об этом. — Лысенков вытер липкие от арбузного сока пальцы, закурил осторожно в рукав: — Ты из-за каждого куста жди — здрасьте. Немцу хвост топчем.

— Наша рыба один черт, что ни вытащил, — ерш. — Автоматчик поднял ворот пятнистого маскхалата, отвернулся от пыли, которая, одолевая ночную сырость, потянулась из-под гусениц на башню.

А история с трофейным T-IV в самом деле вышла громкой. О ней знала вся армия, и касалась она в первую очередь не лейтенанта Лысенкова, а сапера Андрея Казанцева. После Томаровки, как обычно, пошли в разведку одним танком с небольшим десантом. На околице степного хуторка немцы расстреляли в упор из засады. От экипажа и десанта осталось три человека. Четвертый догнал у самого леса. Это и был сапер Андрей Казанцев. Казанцев, как-то странно приседая и задыхаясь, поймал Лысенкова за рукав: «Скажи, пускай перекурят, а мы за танком сходим». «За каким танком?» — «Немецкий. Справный полностью…»

Вернулись. На околице и в самом деле на крутом спуске под обрывом стоял немецкий T-IV. Мотор его работал на малых оборотах. Чуть подальше темнел еще один T-IV. Вокруг в разных позах — трупы немецких солдат. Человек семь.

Оказывается, разрывом снаряда Казанцева сбросило с брони, оглушило. Очнулся — кругом никого. Поташнивает, и в голове пасхальный перезвон. В ломкой тишине ночи тоже звенит. Пополз на звуки стрельбы, наткнулся на немца. Оба так растерялись, с минуту, наверное, разглядывали друг друга. Немец стал отталкивать Казанцева руками прямо в лицо: «Цюрюк, цюрюк!..» Сам ловчил поудобнее развернуть автомат. Казанцев выстрелил первым. Путь к лесу преграждала дорога. Она канавой резала горбатый спуск, ныряла в молочное озеро тумана в низине. Казанцев уже совсем собирался перескочить ее, как послышалось лопотание гусениц. Затаился, решил обождать. Прошел танк. Наверху гроздьями автоматчики. Сверху видны как на ладони. Сидят, жмутся — из низины, как в трубу, на них тянет сыростью. Казанцев потрогал противотанковую гранату, две лимонки на поясе. Не рискнул. За первым послышался второй танк. Луна поднялась уже, и он был виден издалека. Двигался, как воз сена. Тоже с автоматчиками. Казанцев устроился поудобнее, стал ждать. Противотанковая граната упала на корму танка, в самую середину автоматчиков, и их разметало, как мешки с тряпьем. Третий танк показался не сразу. Он остановился метрах в тридцати от спуска. Подошли двое, полопотали, что-то крикнули — и назад к машине. Подошел еще один, стали растаскивать убитых с дороги.

Растянув убитых, собрались вместе, закурили. Луна поднялась выше, и Казанцев хорошо видел их из своей засады. На куртках блестели пуговицы, значки. Судьбу немцев решил чих Казанцева. Немцы встрепенулись на этот чих, и Казанцев срезал их одной очередью. От танка ни звука. Только ровно продолжал стучать мотор. Вспомнился август прошлого года. Ореховские высоты у Дона. Рядом с его окопчиком целый день простоял итальянский танк (офицера он убил, а механик бросил танк и убежал). Мотор тоже работал, и он не знал, что с ним делать… Минут десять выжидал. Потом осторожно подобрался к танку, постучал для верности лимонкой в борт: «Выходи!» Сунул голову в люк — никого. У леса в эту минуту сухим хворостом на пожаре вспыхнула автоматная пальба. Казанцев и пошел на эту пальбу…