Дорога в Гандольфо

– Твое чувство времени просто поразительно. Поезд трогается – и входишь ты. Ну а если бы я сошел вдруг в Люцерне, ты бы стала вопить, что меня похитили.

– О чем это ты? Надеюсь, ты еще не забыл отель «Беверли-Хиллз»? Что касается меня, так я никогда не забуду этого.

– У моих воспоминаний нет ни начала, ни середины, ни конца. Мир, лежащий в обломках, словно тысяча разбитых зеркал, погряз во внебрачных связях. Мы бесчестим себя, живя представлениями времен Содома и Гоморры… Кстати, скажи, ради бога, каким образом оказалась ты здесь, в поезде, следующем в Цюрих? И притом именно в этом вагоне?

– Ну, это так легко объяснить, милый! Я сделала кучу снимков в Женеве для одного американского агентства. Но, кажется, они столь порнографичны, что если их и удастся тиснуть, то только вне Штатов.

– Где Женева, а где Цюрих?! Могла бы придумать что-нибудь и получше. А эти снимки отошли в гарем Хаукинза. Будь добра, исполни эту маленькую просьбу.

– Ладно, даю слово. Вижу, ты перешел в наступление! – Регина распахнула пальто и уперла руки в бока, широко расставив локти. Ее сверкающие глаза уставились в лицо Сэма Дивероу, словно жерла двух пушек. – Не думаю, что тебе есть на что жаловаться. Все мы по собственной воле оторвались от комфортных условий жизни, шатаемся как неприкаянные по всему свету, лезем без оглядки во всевозможные передряги – вперед, вперед, вперед! – и осторожно оглядываемся назад… Одним словом, мы рассчитываем, что нас минуют все горести и печали, и в то же время не забываем и о своем личном благополучии. А что нам остается делать, любимый? И ради чего? В общем, все это ерунда! Абсолютно ясно: ерунда, и больше ничего!

Регина сменила вызывающую позу и заплакала. Открыла сумочку, вынула из нее бумажный платок и, вытирая слезы, села напротив Сэма.

Бедная несчастная маленькая девочка!

– Ну что ты, милая? Перестань, – участливо проговорил Дивероу. Как и большинство мужчин, он был беспомощен перед женскими слезами.

Регина всхлипывала, грудь ее сотрясалась. Сэм поднялся с сиденья и опустился перед ней на колени.

– Все хорошо. Все в порядке. Так что плакать ни к чему.

Задыхаясь от рыданий, Регина с признательностью посмотрела на него.

– Ты не станешь презирать меня? Ну, скажи честно, ты будешь презирать меня?

– За что же мне презирать тебя? Ты такая красивая, милая… Кончай же реветь, ради бога!

Она прижалась лицом к его лицу, и их губы слились в долгом поцелуе.

– Прости, дорогая, но я как выжатый лимон. Напряжение было сверхчеловеческим. Дни и ночи я сидел на телефоне, пытаясь дозвониться до тебя, и, конечно, терзался и надеялся на чудо. Поверь, я действительно очень скучал без тебя…

Пальто Джинни превратилось в теплое, очень удобное одеяло. Большие, мягкие лацканы его распахнулись, пропуская внутрь руки Сэма. Регина схватила их и положила его ладони на нежные и теплые округлости, скрывавшиеся под шелковой блузкой.

– Так-то лучше. И хватит хныкать. – И это было все, что он сумел сказать ей, вложив в свои слова всю нежность, на какую был способен.

В ответ она прошептала ему на ухо:

– Ты помнишь те чудесные старые английские фильмы, в которых рассказывалось о происшествиях, случавшихся в таких же вот поездах, что и наш?..

– Конечно, помню. Там еще Рекс Харрисон спасает Маргарет Локвуд от чудовища в образе Конрада Вейдта…

– Пожалуйста, закрой поплотнее дверь и запри. И еще… эти чертовы занавески!.. Задерни их.

Дивероу поднялся с колен. Задвинув дверь, он повернул рукоятку замка, задернул занавески и вернулся к Регине. Она скинула пальто и предупредительно разложила его на мягком сиденье купе.

Под ними раздавались скрежещущие удары металла о металл, словно бы утверждая неотвратимость их путешествия, скрашенного плотскими наслаждениями. А за окном бесконечной цепочкой тянулись красивейшие пейзажи Швейцарии, медленно погрузившиеся в предвечерние сумерки.

– Сколько еще до Цюриха? – спросил Сэм.

– Достаточно, – улыбнулась Регина и начала расстегивать блузку. – Но учти – это последний перегон.

Глава 18

В Цюрихе Хаукинз зарегистрировался по фальшивому паспорту в отеле «Аккорд». Паспорт он купил в Вашингтоне у агента ЦРУ, который, продавая документ, почему-то не удосужился вписать в него дату ухода генерала в отставку. Этот же тип предлагал для продажи также целый набор разнообразных париков и кинокамер для скрытой съемки, но Маккензи от всего этого отказался. Вселившись в номер, Маккензи первым делом спустился в холл и договорился со старшим оператором отделения связи: наличные – за сотрудничество. Сумма была приличной – сотня зелененьких! Так что все телефонные разговоры и телеграммы на его имя должны были проходить только через этого служащего.

Вернувшись к себе, Хаукинз выложил на стол семь досье – свою последнюю подборку. Он был доволен. Эти люди – самые ловкие и умелые специалисты в своих областях. Оставалось только нанять их. Но эта задача его не смущала: он знал, что является достаточно квалифицированным вербовщиком.