Читаем Дорога в Китеж полностью

Он собирался перейти к тому, что при новом положении дел лично у него, Воронина, тоже откроются дополнительные возможности, но Адриан вдруг остановился и сунул руку под фалду куртки.

– Ты что?

– Щелчок, – тихо сказал Ларцев и весь подобрался.

– Какой щелчок?

– В кустах кто-то взвел курок. Это она подослала, Вава. Крикну «Сейчас!», падай наземь и не шевелись.

Вика мысленно выругался.

– Вава здесь ни при чем, – быстро проговорил он, пока Адриан не открыл пальбу по Водяному и его болванам. – Это мои люди, сотрудники Департамента полиции. Они здесь, чтобы арестовать Мишеля. Он участник цареубийства. Я должен был тебя оттуда увести. Очень надеюсь, что ты простишь мне обман. И поймешь, что я не могу поступить иначе.

– Ты делаешь то, что должен делать, – спокойно ответил Ларцев. – Что же тут непонятного?

И повернул обратно.

– Куда ты?!

– Делать то, что должен. – Адриан полуобернулся. – Ко мне обратился друг за помощью. Я обещал.

– Вы никуда оттуда не денетесь! Сзади вода! Здесь команда опытных агентов! Прибудут еще и жандармы со станции! У тебя нет шансов!

– Что это меняет? – вроде как даже удивился Ларцев.

И больше уже не оборачивался.

– Ваше превосходительство, стрелять по нему? – спросил из кустов Водяной.

Воронин вскинул руку:

– Нет! – Крикнул вслед Адриану: – Не будь идиотом! Погубишь не только себя! Погубишь дело всей жизни!

– Да, это жаль, – донеслось в ответ.

«У него там винтовка, – пронеслось в голове у Виктора Аполлоновича. – Стрелок он отменный. А через полчаса стемнеет. Жандармы подойти не успеют. В темноте они уйдут на лодке. И потом Питовранова не найти, до террористов не добраться…»

Его рука резко опустилась, и в тот же миг из зарослей вылетели дымные струи, ударил нестройный залп.

Вика зажмурился. Когда он открыл глаза, Адриан лежал ничком, широко раскинув руки и вцепившись пальцами в молодую траву.

Скоро из бревенчатой избушки послышался звук еще одного выстрела, приглушенный стенами и расстоянием.

* * *

– У вас на глазах слезы, друг мой. – Константин Петрович скорбно вздохнул. – Не стыдитесь их. Сжигая Содом с Гоморрой, Господь тоже плакал. Мы ступили на суровый путь. Тяжкие жертвы и потери неизбежны. Самое страшное, что линия разлома проходит через сердца, иногда превращая во врагов родных, друзей, близких. Как легко и даже простительно проявить слабость, спутав ее с милосердием! Но это все равно, что хирургу во время операции пожалеть больного и опустить скальпель. Такая жалость хуже преступления. Надобно учиться непреклонности. И самыми лучшими учителями являются наши злейшие враги. Почитайте «Катехизис революционера». Какая сила, какая цельность! Их пророк пишет: «Суровый для себя, революционер должен быть суровым и для других. Все нежные чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самое чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одно утешение, вознаграждение и удовлетворение – успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель – беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть, и погубить своими руками всё, что мешает ея достижению». Замените здесь «революцию» на «государство», «революционера» на «державника», «разрушение» на «созидание» – и вот вам готовый катехизис служения отчизне. Потому что Сатана – это тоже бог, только бог разрушения!

Обер-прокурор положил Виктору Аполлоновичу руку на плечо, но смотрел выше, в пустоту. Глаза были затуманены, голос срывался.

– Что видите вы при слове «Россия»? Бескрайние поля? Густые леса? Широкие реки? Нечто огромное, раскинувшееся от океана до океана? Разумеется, но это Россия видимая, доступная глазу. Хотите я расскажу вам про мою Россию? Моя Россия сокровенна и незрима. Она невелика, совсем невелика, ее можно окинуть одним взглядом. Ах, как невыразимо она прекрасна – как незримый град Китеж! Иногда мне кажется, что я один умею его видеть! Белокаменные стены парят над ясными водами, золотые луковки церквей мерцают искрами, узорчатые крыши теремов радуют взор. И плывет над водами тихий благовест, и доносится вдохновенное, стройное пение! Знаете, что это? Это прекрасная душа России! И наш путь – туда, к ней! К сокровенному граду Китежу! Идти дружно, идти твердо! Единым воинством, единым собором, единой молитвой: «Не нам, не нам, но имени Твоему!». Тем возвысимся и тем спасемся!

– Аминь, – одними губами, беззвучно прошептал Воронин.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Российского государства в романах и повестях

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза