Дорога в Лефер

На самой вершине холма возвышался человек в некогда белом, а теперь кроваво-сером одеянии. Голова его, ещё утром покрытая венком из луговых трав и листьев священного древа, мерно покачивалась в такт ударам мечей о щиты. То воины, лучшие воины Альбы, чья честь ценилась в сотню коров, двести баранов и пять южных скакунов, призывали богов обратить свой лик на место славной битвы.

Человек, стоявший в центре, кивнул, — и, кажется, даже за мгновение до того воины почтительно замерли. Он улыбнулся. Он всегда улыбался, вдыхая запах победы, ароматы сечи и нотки вражьего ужаса. Сегодня воздух оказался особенно сладостен и пьянил, пьянил его до умопомрачения. Улыбка стала ещё шире, а в глазах, невероятно глубоких голубых глазах показался золотистый отблеск. Он различил — где-то на самой границе между мирами — шелест шагов, невероятно далёких шагов, двигавших мириады миров священным, единственно правильным и праведным путём.

Человек одобрительно кивнул. Они пришли, чтобы отблагодарить тех, кто убивал врагов с их именами на устах, тех, кто оберегал веру в них кровью.

— Предстань! — воздел человек в некогда белом одеянии свою десницу.

Низко нависавшие облака разомкнулись, словно бы испугавшись чего-то. Солнце ярко засияло высоко-высоко над их головами, и луч света озарил вершину холма.

Небо сочеталось с землёю, наполняя всё вокруг потрескиванием застывшего грома. Ему нравилось это ощущение, эта вспышка, проникавшая в самую душу и дарившая невероятное счастье и необоримый светоч.

— Предстань! — звук его голоса покрывалом накрыл землю, и все, кто стоял сейчас на поле боя, и кто умирал, и те, чьи души ещё не успели ещё отделиться от тела, услышали призыв, не терпящий промедления.

— Предстань! — облака затрепетали, убоявшись мощи, сокрытой в том голосе.

И тот, к кому взывал человек в прежде белых одеяниях, наконец-то пришёл. Сперва кольцо из воинов пошло дрожью, и напротив нежившегося в лучах солнца человека возникла брешь, а потом в образовавшийся проём вступил…

На Олафа уставился своими глазами-озёрами странный человек, укутавшийся в тёмно-зелёный плащ. Стол перед ним был заставлен бесчисленными (хотя, судя по полу, бесчисленность эта значительно уменьшилась за последнее время). Рот, раскрытый, застыл… Но меньше чем через мгновенье пришёл в движенье от радостного возгласа:

— Живые! Стража пустила ко мне живых! Не только с Анку суждено мне повидаться напоследок!

Он распростёр руки, и Олафу показалось, что это кроны деревьев разошлись в самом дремучем лесу, чтобы явить свет от десятка сальных свечей и отблески пылавшего в камне огня.

Объятия этого человека были шире небесного окоёма, да только вот они пришлись не по вкусу наёмникам. Олаф и Рагмар, не сговариваясь и даже не переглядываясь.

Тень чего-то страшного и странного залегла на лице высокого человека в длинной кольчуге. Волосы его были зачёсаны назад, и были похожи на двадцать шнуров. Да-да, именно шнуров, столь толстыми были они. А цвет! У кончиков они были чёрными как смоль, посередине — рыжими, а у кончиков белыми как парное молоко.

В глазах же…