Дорога в Лефер

Олаф чувствовал себя одновременно и мышью, за которой по пятам следует кошачья лапа, и жонглером. Да-да, тем самым жонглером, что показывает смешные и забавные фокусы, шествуя по туго натянутому канату. Но подмастерье кузнеца не желал ни играть на потеху публике, ни быть пойманным зверем. Наоборот! Это он хотел ловить! Это он хотел, чтобы толпа чувствовала себя плохим жонглером. И потому…

— Эй! Де Бац! Видать, твои предки любили надавать тумаков слабым, потому и получили столь славное прозвище? Или… — Олаф потер макушку, соображая. — Или это им кто-то по голове надавал? То-то башка твоя скрыта шлемом! Боишься получить по ней? И на безоружного человека лезешь? А? Небось тех, кто под силу…

— Тех, кто ему под силу, он уже повстречал, — внезапно пронеслось поверх голов зевак и улюлюк.

Возможно, в первый и последний раз все сословия Лефера и даже соседних городов были едины: все они в едином порыве повернули головы свои на звук. Некоторые, правда, тут же внесли диссонанс, давая дорогу новым жонглерам этой трагедии, и единство рухнуло.

Меж людей восстала тень. А, нет! Олаф пригляделся, и понял: то был человек в черных одеяниях. Черный плащ, черный камзол, черные сапоги. Подмастерье готов был поклясться, что конь у этого человека должен быть белый. Потому что герои всегда — на белых конях. А этот человек не мог не быть героем, раз он встал на защиту Олафа.

Люди зашушукались. Правда, при столпотворении шушуканье это едва ли не превосходило гром по мощи. Глокастерец же воссиял, обрадованный.

— Ага! Я вижу, Вы похожи на благородного! Тем лучше! Смогу сразиться с равным себе! Если, конечно, Вы пожелаете взять под покровительство это мужичье, — де Бац удовлетворенно кивнул в сторону Олафа.

Подмастерье поклялся добраться до этого «бла-а-родного» и всыпать ему сперва по первое, а потом аж под сотое число. Или сколько там их всего, чисел этих?

— Сразиться, говоришь? — поцокал языком герой в черном. — Сразиться… Да я тебе просто морду набью, а потом пну так, что ты полетишь в свой Глокастер впереди коня!

Пока де Бац под дружный гогот толпы приобретал цвет сгнившей малины, Олаф понял: нет, то не герой из сказок пришел, — это настоящий боец явился на его помощь. А это было даже лучше!.. Везучий он все-таки, Олаф!..

До обретения этого прозвища оставалось всего пять лет…