Дорога в мужество

«Нет, брат, ничего ты не добьешься. Ты — трус и тряпка, — думал Сергей, подходя к землянке дальномерщиков. — Вернись! Немедленно вернись. Или сейчас, или никогда…»

Вернулся, а войти к комбату не хватило духу. Всегда спокойный, Мещеряков кричал похлеще Тюрина:

— Безобразие! Вы не мальчик, старшина, давно должны были понять, что я ценю людей по их делам, а не по таким вот… штукам… Поймите: стыдно перед солдатом, который принес мне этот котелок…

— Та той солдат тэж налупывся пид самую завязку…

— Вы хотите сказать, что и ему достается столько же мяса?

Дверь распахнулась. Мазуренко, не заметив Сергея, поманил проходивших мимо двоих огневиков с котелками, нанизанными на палки.

— Айда сюды… Швыдче! Покажите комбату обед.

Когда солдаты ушли из землянки, там еще минуты две длилось молчание, потом Мещеряков сказал глухо и раздраженно:

— Выходит, на складе кого-то объегориваешь?

— Та не… Корова тут на пост приплелась, у бурю, хлопцы ее по ошибке и вбили. А корова ж не ворона, зачем добру пропадать? Вы не волнуйтесь, товарищ старший лейтенант, вже доедаемо, вже зусим трошечки осталось.

— Как же так? Выходит, вы скрывали целую тушу неучтенного мяса, которое можно было пустить и налево? Верно?

— Можно було б и налево… — глухо подтвердил Мазуренко и зачастил с обидой: — Только я его ни налево, ни направо. Все до грамма идет в солдатское брюхо!

— Хватит! Никто вас вором не считает, но нельзя же все на свой нос. Доложить, понимаете, не соизволили… Что ж вы так, старшина?

— Виноват. В другой раз — докладу. Тильки ж воны, коровы, не каждый день на пост ходят, хай им трясця, — повеселел Мазуренко и, видимо, решив, что с этим щекотливым вопросом покончено, спросил: — Куды пополнение девать прикажете, товарищ старший лейтенант?

— Строкову, дальномерщицу, — на дальномер. Остальных во взвод управления.

Сергей убежал, обрадованный. «Передумал комбат!»

Людочка Строкова — тоненькая девушка с желтым, болезненным лицом — пришла на дальномер через полчаса. Вскоре и Марь-Иванна, и Сергей, и Володя уже знали, что она пережила блокаду в Ленинграде, что в армию призвана сразу после прорыва блокады, а на фронте еще не бывала, что отец и мать ее умерли от голода (сама отвезла на санках на Пискаревку), что есть у нее сестричка Таня (сама посадила на грузовик, когда стали увозить детей по Ладоге на Большую землю), но что с тех пор, как ушел тот грузовик, она, Людочка, ничего не знает о сестренке, может, та в каком детдоме, а может… Людочка заплакала, не удержала слез и Марь-Иванна. Володя спрятался за бруствером и, пока они плакали, выглядывал оттуда, а Сергей в это время потихоньку собирал свои пожитки.

Но ему не приказали переходить на орудие ни в этот день, ни назавтра. Он упросил Марь-Иванну сходить к комбату. Та принесла неутешительный ответ: «Кравцову выкинуть блажь из головы и никуда не рыпаться…»

5

Далеко был отсюда фронт. Вражеские самолеты за Волгу не залетали, может, потому далекий прерывистый гул и на этот раз никого не насторожил. Только когда гул приблизился, Володя Соловьев выскочил из землянки, встревоженно спросил Сергея, чистившего укладочные ящики:

— Не чужак ли? Наши так не воют.

— Может, новой конструкции или горючее иной марки. Разведчик начеку стоит, чего ты?

Разведчик, приложив к глазам бинокль, обшаривал небо. Неожиданно весь подался вперед, взмахнул свободной рукой, будто собирался взлететь, крикнул на всю позицию ломающимся от тревоги голосом:

— Воздух! Над тридцать вторым один «Юнкерс-88», высота шестьдесят.

Тотчас забили в металлический рельс, личный состав батареи высыпал к орудиям и приборам. С командного пункта донесся властный голос Мещерякова:

— Поймать цель над тридцать вторым!

Как ни старался Сергей, глазам не за что было зацепиться в тускловато-сером небе, а самолет летел, завывал уже совсем близко, был где-то рядом, но черт его знает, где он все-таки был…

— Цел пойман!..

Екнуло сердце от этого крика. Стыд-то какой: наводчик орудия Асланбеков поймал цель и сопровождает ее, а разведчики, дальномерщики проспали в шапку. Прибористки, густо обсевшие свою «коробочку», держа у лба ладони козырьком, все как одна пялят глаза в небо и тоже ничего не видят… Позор!

— Принимать координаты четвертого орудия! — гневно скомандовал Мещеряков, до обидного отчетливо выделив слово «орудие».

— Азимут — пятьдесят два нол-нол! — захлебывался гордый Асланбеков. — Пятьдесят нол-нол, сорок девять нол-нол.

Вот он — двухкилевой, «Юнкерс-88», идет прямым курсом на позицию.

— Цель поймана! — во весь голос доложил Сергей.

— Высота семьдесят! — выкрикнула неведомо когда и откуда появившаяся Марь-Иванна.

Загудел, заработал мотор на приборе. Ожили орудия. Мещеряков, находящийся где-то поблизости, видимо в ячейке планшетиста, подал усиленную рупором команду:

— Совмещай!