Дорога в небо

Ин-Хун вытер лоб платком. Он так волновался, что у него заходилось сердце и кружилась голова. Ко всему вдобавок, он обильно потел. Совет же тянулся и тянулся.

Когда сделали первый перерыв, кто-то, может быть, уванг Штирии, сказал в шутку:

— Да у тебя, оказывается, обострённое чувство справедливости.

Ин-Хун не ответил, присел на пол. Постепенно ему стало легче. Бухнул и задребезжал гонг, пора было продолжать. Он пошёл на место, и тут только осознал, что уже долгое время чувствует чей-то взгляд. Убеждённый, что это один из «актёров», он повернулся и посмотрел ему в глаза с высокомерным презрением. Но разглядывал его не человек: один из Сил'ан, в маске с фиолетовыми губами и золотистой пылью на ресницах.

Ин-Хун растерялся. Насколько он знал и видел сам, дети Океана и Лун никогда и ничем на совете не интересовались. Он пропустил мимо ушей громкую речь и начавшуюся перепалку, искоса наблюдая за фиолетовым незнакомцем — на прямой взгляд он больше не осмеливался — пока громкий стук жезла не вытряхнул его из задумчивости и не заставил прислушаться. Однако, он уже не сомневался: фиолетовый следил за выступлениями людей, в отличие от своих сородичей, и — тут уже Ин-Хун не мог поручиться за верность выводов — происходящее тревожило его.

— Будущее, — словно прославленный полководец, увещевал маг из Дол, — за воздушными войсками. А наземные уходят в прошлое. С этим нельзя спорить.

— Люди часто боятся нового, — мягко вмешалась старая жрица. — Сей ли Бейте-Чо из Трав не знать.

Она намекала на свою должность в комиссии по закрытиям и была вознаграждена за шутливый тон улыбками и благосклонными взглядами.

— Но нельзя же бояться решительно всего, — продолжала она тогда. — Нельзя отвергать сам факт того, что мир, как наши тела и мысли, постоянно меняется. Перемены неизбежны, даже если нам их совсем не хочется. Чего воистину не стоит делать, так полагаться на волю случая, действовать бездумно. Но нельзя и потворствовать страху: отвергать что бы то ни было, лишь потому, что оно новое. Нам завещано предками, учредившими комиссию, двигаться, — она подчеркнула это слово, — взвесив всё на весах. Обдумать! — долгая пауза. — Но всё же двигаться.

Жрица замолкла, но не возвратилась на место. Такой нехитрый приём поневоле заставлял гадать: что дальше?

— Сия Бейта-Чо из Трав взяла слово только потому, что не хочет предубеждённости в решениях совета. Она призывает отбросить как жажду нового, так и неприязнь к нему. Унять чувства, и мыслить трезво. Должны ли мы вкладывать средства в развитие авиации, которая — с появлением тяжёлых птиц-бомбардировщиков — представляется столь перспективной? Если же отказаться от них? Чем тогда будет Весна защищаться от нашествия с юга?

Ин-Хун с неудовольствием отметил очарованный вид Предстоятеля и некоторых других гильдар, тем больше боявшихся войны, чем меньше знавших о ней. Едва ли кто-то из них хоть издали видел сражение. Впрочем, и сам уванг Сокода не мог похвастать таким опытом. Наверное, поэтому он и не посмел нарушить молчание, воцарившееся после слов жрицы. Это сделал, для всех неожиданно, уванг Хальты.

— Только войны нет, — сказал он. На него уставились. Он терпеливо пояснил, будто детям: — Никто ни на кого не нападал. Их правители так вовсе положились на наше слово и явились сюда, лишь бы она не началась. Хэнь-Зи из Хальты не верит, что это уловка для отвода глаз или чтобы потянуть время и собрать больше сил. Вы бы к ним поехали ради такого? То-то и оно. Сдаётся Хэнь-Зи, дикари или нет, а у человека с человеком много общего.

— Сдаётся мне, — впервые на этом совете подала голос Даэа, — что нам пора уже объявить войну или обменяться гарантиями мира. И пусть уезжают домой.

— Ларан! — Лодак, раскрыв объятия, пошёл навстречу брату. Он знал, что тот предпочёл бы услышать титулование, но в представлении младшего близнеца, уан Марбе — то был отец, хотя он и помнил его, в основном, по портрету в своём кабинете.

— Лодак, — кисло откликнулся жеманный красавец. — Осторожней — помнёшь.

Ужин прошёл в молчании, а, насытившись, братец как и обычно принялся жаловаться.

— Почему мы обязательно должны собираться на девятый день недели? — кисло вопросил он, накручивая золотой локон на палец.

Женщина, спутница уана, Лодаку незнакомая, — новая фаворитка — хихикнула, вообразив, что правитель тонко пошутил. Хорошенькая и глупая, но хоть не жеманная. Долго она с ним не пробудет, хотя в этот раз — по весьма необычной причине.

Джевия собрала свои роскошные каштановые волосы в скромную причёску, и оттого казалась куда утончённей и нежней душой, чем была на самом деле. Она не вмешивалась в разговор и, слава древним Богам, не хихикала. Тусклые зелёные глаза смотрели раздражённо, всегда сквозь людей и предметы. Это не было красиво, как не отличалось миловидностью и её лицо — не юной девушки, а женщины за тридцать. Лодак знал, что остаётся с ней не из-за того, что она лучшая, прекраснейшая или прочей любовной чепухи, но потому, что не нашёл никого, более подходящего себе.