Дорога в небо

Ветряные дудочки в кабинете стонут и плачут, их свист то усиливается, то стихает. Они прогоняют тишину, и воспоминания не смеют показаться. Мелькают и прячутся в колеблющихся тенях от занавесей, дожидаясь, пока стихнет ветер. А ветер над Анцьо, над пятью холмами, исчезает только в дни трагедий.

Сегодня тихо. Джевия давно притворяется спящей. Пятеро старейшин входят в кабинет. Проницательные, настроений земли и воздуха они не понимают.

Это называется «с молчаливого согласия». Ещё одна сделка: мы возведём тебя на трон, а ты забудешь, кто — убийцы твоего брата. Осудишь и казнишь их врагов.

И Лодак вновь остаётся один: вслушиваться в безмолвие спящего города, смотреть на портрет отца. Ларан больше похож на него, а художник явно льстил. Но за посмертной маской портрета — наверное, это чудится — виден тот, кто послужил вдохновением. Никогда Ларану не обрести его роскошное изящество, непринуждённость, а не вульгарность позы. Время не способно украсть чарующую тёплую улыбку вечно юного героя — потому, что на портрете её нет. Лодак помнит её и видит, если смотрит, как Джевия, сквозь картину.

«Мы возведём тебя на трон». Неслыханной щедрости дар — тридцать, сорок и более лет назад. Но не сейчас. Всё меняется, и даже Лета коснулись перемены. Что такое титул уана нынче? Несколько дней горького торжества и, если повезёт, он превратится в титул вассала, верноподданного одного из тех троих, кто сейчас в Весне. На тёмную фигуру соседа с юга Лодак делал ставку, доверяя симпатии.

Если бы ему дали выбор, когда жить и править, он устремился бы в прошлое, самое дикое и кровавое. В то время, когда непревзойдённые мастера только работали над бронзовыми дверьми, а зодчие — только строили погребённый храм. Задолго до рождения отца, может быть, ещё во времена владычества древних Богов. Как скоро его убили бы там — не имело значения. Он не хотел терять то, что чувствовал: гасить звёзды фонарями, прокладывать дороги через саванну, подменять вечно привирающих сказителей книжными выдумками. Не хотел жить в том краю, где выжить станет нетрудно. Пустыне не нужны сады, иначе не станет пустыни и её детей.

Тайная дверь в стене вновь отворилась. Начальник личной стражи простёрся ниц, вытянув перед собою скрещенные руки.

— Подбрось окровавленное оружие, драгоценности и тряпки, — распорядился Лодак. — Пусть люди узнают, что старейшины убили их повелителя. Часть стражников пускай наденут простую одежду, смешаются с толпой и подбивают горожан на расправу.

«Иначе, — подумал он, — воинов, верных мне, не хватит сладить с охраной».

— Я хочу видеть их головы, — докончил он. — И ни один из старейшин не должен пережить эту ночь.

— И куда она упадёт? — спросил один из очень важных и таинственных людей в плащах, треугольных шляпах и вуалях.

Стоило ответить, как подал голос другой:

— Так куда её сбросят?

— Смотрите, — устав давать разъяснения каждому в отдельности, отговорился квартен-командир из Льера.

Долгое время ничего интересного не происходило. Цели из камней и шкур стояли себе на месте, и важные люди, узнавшие друг-друга, несмотря на тщательную маскировку, увлеклись сплетнями, перемыванием костей знакомым и совсем пустой болтовнёй. Командир не мог отвлекаться. Он внимательно наблюдал за далёким холмом, с которого должны были подать флагом сигнал.

— Внимание! — окликнул он развеселившееся общество. — Птицы вышли. Грохот может оказаться неприятным. Пройдёмте за барьер.

Пернатых как раз стало видно. Они вынырнули из облаков и быстро снижались.

— Красиво летят! — оценил кто-то.

Ответить ему не успели. Грянул гром, пусть и сильно приглушённый, а над землёю там, где стояли цели, теперь бушевал ад из молний и пламени. Это длилось всего секунду, но потрясённым весенам показалось, что намного дольше. Когда же всё стихло, от шкур не осталось и следа. От каменной мишени — мелкие обломки, изъеденные язвами.

Важные люди больше не болтали о пустяках. В молчании, послушные, словно откормленное стадо, они опасливо подошли ближе. Вот кто-то первым ступил на землю, над которой пронеслась прирученная смерть. За ним второй. Следом — остальные. И тут они ощутили себя героями, преодолевшими страх гибели. Изумлённые возгласы хлынули рекой, перемежаясь смехом. Люди осмелели до того, что принялись разбирать осколки на память.

— Заметьте, многоуважаемые гильдар и гильданьэ, — торжественно воззвал к ним квартен-командир. — Ни почва, ни даже трава — не повреждены. Мы можем не опасаться гнева Стражей. Да, в общем-то, — он улыбнулся, сам опьянённый восторгом от нового оружия, — мы можем уже ничего не опасаться.

Трон. Старая глыба, покрытая шкурой мурока. Ритуал повторялся в точности, только участник его стал взрослее, а впереди не маячила спина старшего брата. Трон! На долгий миг Лодака охватили счастье и трепет. Много ли, мало ли значила эта победа, он шёл к ней больше двадцати лет. Исполнил заветную мечту отца, исправил позорную ошибку дальнего предка. Уан Марбе, единовластный правитель. Наконец.