По улице, по направлению к крепости уже бежало немало народу. По маленькому городку мгновенно разнеслось – арестанты захватили тюрьму. Бежали в основном зеваки, поглазеть «на пожар», но были и с оружием. «Зрители» инстинктивно сторонились тех, вооруженных, и они как-то самопроизвольно образовали отдельную группу. Рослый вахмистр, явно уже вышедший даже из третьеочередного возраста, в шароварах с лампасами, гимнастерке с погонами, но без ремня и фуражки, с винтовкой в руке, крутил головой направо-налево, увидел бегущих ребят, держащих с двух сторон туго набитый мешок, закричал им:
– Эй, вы, юнкерья, что там у вас в мешке… патроны?!… Много!?… Да не бегите вы, как пришпоренные… стой, охолонитесь, дайте патрон, а то у меня всего одна обойма.
Ребята остановились, сыпанули горсти патронов в подставленный карман вахмистра, тут подбежали другие, одетые кто во что, разновозрастные люди, в основном мещане.
– Стой братцы, не гоже нам, вот так, всяк по своему в бой идти. Кажись, я тут самый старший по званию… Слушай мою команду: взвод становись! Юнкерья, вы будете заведовать боепитанием, раз у вас с патронами богато. Разберись по два, шагом марш!… Бегоом маршь! – командовал вахмистр.
Ребята гордые от того, что их кадетские фуражки вахмистр принял за юнкерские, с готовностью встали в строй, и разношерстная колонна, состоящая из мещан, казаков, таких же как они, прибывших на каникулы учащихся реальных и коммерческих училищ, уже строем, организованно бежали к крепости. Вахмистр, явно довольный тем, что оказался во главе этого спонтанного воинского подразделения, без умолку балагурил, разговаривая с кем-то из своих знакомых в строю:
– Веришь Тимоха, вчера домой в лос пьяный пришел, баба обиделась, до себя не допустила, ну я то когда такой не буяню, я тихо в сенях лег, думаю, просплюсь с утра приласкаю, чтобы не лаялась. Я всегда так делаю. Просыпаюсь утром, чтобы, значит, в избу к бабе идти, а тут орут, варнаки в тюрьме бузуют, я во, гимнастерку с шароварами одел, а боле не нашел ничего, ни фуражки ни ремня, куда положил, хоть убей не помню…
Когда, так называемый, взвод по высокому берегу Ульбы добежал до крепости, оттуда уже выезжали первые подводы, в которые были в беспорядке навалены винтовки с торчащими во все стороны стволами и прикладами. Телегами управляли возницы-крестьяне, приехавшие из окрестных деревень на базар, а рядом с ними вооруженные арестанты.
– Ах, ты, что деется… цейхгауз грабанули варначье! Слушай мою команду! Сигайте с берега вниз, наверх не вылезать! Обогнать и занять позицию у тех вона кустов, не пропустить подводы к парому! – скомандовал вахмистр.
По сухому руслу обмелевшей Ульбы два десятка стихийных добровольцев бегом продвинулись на сто – сто двадцать саженей, незамеченные обогнали тяжело груженые подводы, и заняли позицию на берегу, используя крутой обрыв к руслу в качестве прикрытия.
– Стой, поворачивай назад, или открываем огонь! – закричал вахмистр, едва первая подвода оказалась напротив залегшего взвода. Арестанты тут же ответили беспорядочной стрельбой.
– Огонь! Подраньте переднюю лошадь!
Взвод дал нестройный залп. В ответ с подвод раздались истошные бабьи вопли. На некоторых подводах вместе с возчиками ехали и их жены с детьми.
– В баб не целить… варнаков бей, в лоб их, в нутро, попусту не стрелять, патроны беречь! – чувствовалось, что вахмистр опытный фронтовик и в перестрелке толк знал.
Возчики, их дети и жены, осознав, что если и дальше они будут держаться за свои подводы и лошадей, это запросто может им стоить жизни, пососкакивали и побежали прочь, подальше от свистящих пуль. Арестанты, спрятавшись за телегами, начали отстреливаться, но в телеги были запряжены не приученные к стрельбе строевые казачьи кони, а обыкновенные крестьянские лошади, и они, обезумев от страха, стали растягивать телеги кто куда, одни проскочили вперед, другие повернули в сторону, третьи, оборвав постромки, умчались без них. Арестанты растерялись, кто-то отстреливался, кто-то побежал в поле, кто-то повернул назад в крепость. Именно бегущих добровольцы в первую очередь и подстреливали.
До крепости все же добежали некоторые из арестантов, сопровождавших подводы с оружием, крича, что беляки перерезали дорогу к парому… Первый сбой во вроде бы детально продуманном плане восстания не сулил ничего хорошего. Руководители восстания очень рассчитывали, что мирный обывательский ритм жизни в городе, настолько негативно сказался на боеготовности белых, что они ни собраться быстро не смогут, ни тем более согласованно действовать. Но то, что белые окажутся так быстро между крепостью и паромом, то есть сразу фактически у них в тылу, этого восставшие никак не могли ожидать…