Дорога в никуда

Платье лопнуло у нее на спине, но она не бросила своей ноши.

– Позвольте… ваше благородие… это брат мой, он ранен, я его домой! Пожалейте, он у меня георгиевский кавалер… позвольте! – обратилась она уже к подъезжавшему подъесаулу.

Подъесаул движением руки остановил урядника.

– А ну-ка, поглядим, что это за еруслан такой… здоровый уж больно. – Он наклонился с седла и вгляделся в лицо окровавленного, лежащего в беспамятстве великана. – Да это же Беспалов, комиссар… кончай его?!

Урядник соскочил с седла, оттолкнул женщину и несколько раз выстрелил из нагана в лежащего без сознания человека.

Войсковой старшина Ляпин возглавил управление третьего отдела в августе прошлого года, после того, как на четвертом круге Сибирского казачьего войска приняли решение, что на посты атаманов, как всего войска, так и отделов могут быть назначены только офицеры, происходящие из сибирского казачества. В связи с этим прежнего атамана генерала Веденина, по происхождению дворянина, был переместили на должность коменданта города, ну а его, Ляпина, утвердили отдельским атаманом. И по чину и по опыту он явно не соответствовал должности, и естественно жаждал хоть как-то отличиться, доказать, что не случайно «взлетел» на генеральскую должность. И вот такой случай представился… После боя войсковой старшина Ляпин лично выразил свою признательность бойцам, перерезавшим восставшим путь из крепости к парому. Подскакав к расположившимся на отбитых возах с оружием добровольцам, Ляпин с воодушевлением спросил:

– Кто у вас старший, молодцы?!

– Господин вахмистр, вас спрашивают! – закричал Володя в сторону близлежащих кустов, куда пошел облегчиться их временный командир.

– Кому это я там так распонадобился, и п… сходить некогда!? – вахмистр по прежнему без ремня с трудом выбрался из кустов. Но, узрев атамана отдела, тут же встрепенулся, подтянул шаровары, пробежав несколько саженей бегом и, насколько позволяло его не полная форма, молодцевато подошел и, глядя снизу вверх, на восседавшего на коне атамана, доложил:

– Господин войсковой старшина, вахмистр 9-го сибирского казачьего полка Савелий Дронов… сейчас, значится, нахожусь на льготе…

– Ты командовал этими людьми, – атаман ногайкой обвел повскакивавший с повозок разношерстный взвод.

– Так точно, я. Как оказамшийся самый старший, значит, по званию.

– Молодец… и все молодцы! Предотвратили хищение отдельского оружия и бегство опаснейших преступников. От имени командования отдела тебе вахмистр объявляю благодарность. – Тон атамана сначала отческий, теперь стал официальным. – Кто из твоих людей наиболее отличившиеся?

– Так это ж… да все тут… разве что, вот тут двое юнкерей, да оне. Оне и стреляли будь здоров, человек двадцать варнаков уложили и патронов с собой много приволокли. Да, ежели бы не они, мы бы вряд ли этих варнаков удержали, патронов то у нас рази, что по десятку на брата было, а у их цельный мешок. А с патронами то чего, с патронами мы их тут наколотили… Ляпин пригляделся к «юнкерям», смущенно выслушивающими похвалы в свой адрес:

– Кадеты… из омского корпуса!?

– Так точно! Кадеты седьмого класса сибирского его императорского величества Александра первого кадетского корпуса!… – перебивая друг друга докладывали ребята, из-за чего войсковой старшина не смог хорошо расслышать их фамилии.

– Как-как ваши фамилии? По одному говорите.

– Кадет Сторожев, – первым доложил Роман.

– Сторожев, хорунжий Макар Сторожев кем тебе приходится?

– Это мой отец.

– Молодец, скажу отцу, что замечательного сына вырастил.

– Ну, а твоя, кадет, какая фамилия?

– Кадет Фокин, господин войсковой старшина! – вытянувшись во фрунт представился Володя.

– А ты откуда, местный?

– Из станицы Усть-Бухтарминской.

– Аааа, тогда и твоя фамилия мне знакома. Тихон Никитич Фокин, станичный атаман, не твой папаша, уж больно ты на него похож?

– Так точно, это мой отец!

– Молодцы ребята! Телеграфирую о ваших подвигах в корпус, и в Усть-Бухтарму тоже. И отцы, и воспитатели корпусные пусть гордятся, каких героев вырастили…

Восставших хоронили в тот же вечер за крепостью около скотобойни. Несколько рядов голых трупов лежали один подле другого и по ним ползали большие зеленые мухи. Приехал на двуколке высшее духовное лицо города и уезда протоирей Гамаюнов, в черной рясе с крестом. Отмахиваясь от мух, он каждому трупу вставил в нос свернутую в трубочку бумажку – анафему. С этой трубочкой захоронили и едва опознанного, с обезображенным сабельным ударом лицом Василия Рябова… Яков Никулин, плененный со своей группой на левом берегу Иртыша, попытался сойти за рядового, но один из арестантов его выдал, указав на него как на их командира. Новоусткаменогорские казаки не стали проводить никакого дознания, а расстреляли его прямо в степи, после чего другие арестанты его же и закопали…