Дорога в никуда

Иван оказался ближе всех. Почему-то произошедшее его, всегда в бою невозмутимого, буквально взорвало. Этот красный в ходе скоротечного боя уже зарубил подряд трех его подчиненных. Конечно, надо было бы убить его либо из карабина, или догнать сразу нескольким казакам… Но Иван решил, что красный казак должен погибнуть так как он убивал сам, должен быть зарублен и зарублен им лично. Ничем не оправданный риск, но Иван в тот момент не владел собой. Похоже, понял это и каширинец, понял что его не будут стрелять, а будут рубить, и скорее всего решил продать жизнь подороже, и конечно обязательно убить этого офицера, который так горячо на него кинулся… Единственно, что не учел красный казак, что Иван учился в Оренбургском юнкерском училище и отлично знал все секретные сабельные приемы оренбургских казаков, в том числе и тот, который решил применить каширинец на этот раз. Он не стал встречать Ивана лоб в лоб, и состязаться с ним в сабельном фехтовании, он вроде бы стал убегать и в момент, когда противник его настигал, мгновенно покинул седло и скакал уже стоя ногой в одном стремени, и как бы присев, спрятавшись за конем. Это позволяло отгородиться от преследователя и заставить пролететь того мимо. Затем, едва оказавшись сзади, он тут же бы вновь вскочил в седло, и уже рубил ничем не защищенную спину противника.

Противоядие здесь было одно – без жалости рубить коня, или, что вообще крайне рискованно, рубануть по почти невидимой руке, которой всадник, спрятавшийся за конем, держится за луку седла. Но последнее было сопряжено со слишком большим риском – то ли попадешь, то ли нет. Рубить коня оно, конечно, куда надежнее, но для казака рубить коня, даже того, что под врагом!… Иван не смог ударить шашкой коня, он ударил по луке седла и попал, напрочь отхватив сразу все побелевшие от предельного усилия пальцы каширинца на его левой руке. Тот с диким криком повалился, едва успев выпростать ногу из стремени, вскочил, выпученными глазами посмотрел на свою изуродованную ладонь, и отбросив шашку которую сжимал правой, стал спешно доставать маузер из деревянной коробки … Но одной рукой это было делать неудобно, да и Иван не дал ему для этого достаточно времени, он тоже умело владел конем, успел развернуться и на полном скаку рассчитанным, с детства отработанным ударом наискось раскроил череп командиру «летучего отряда» из красного полка Степана Разина…

Обозы, беженцы… ничто так не раздражало Анненкова. Он видел, что даже его верные атаманцы, у которых в обозе находились семьи, постоянно стремились в тыл, проведать жену, детей, стариков. Обоз сковывал армию, влиял на моральный дух. Люди расслаблялись, казак, проведший ночь в обозе с женой, возвращался в строй не совсем таким, каким был до того. В его сознании семья уже занимали основное место, отодвигая брата-атамана на второй план. И еще одна «головная боль» мучила атамана. Он смог обособить свои полки, чтобы они не мешались ни с дутовцами, ни с людьми Бегича. Это позволило избежать заражения его основных сил микробами разложения. Но одно подразделение разложилось полностью и из числа его «родных». Это был карательный «отряд особого назначения» подчинявшийся начальнику контрразведки есаулу Веселову. В условиях, когда уже нет нужды подавлять бунты плоховооруженных крестьян, сжигать деревни, казнить, пороть, насиловать… а приходилось отбивать атаки регулярных, хорошо вооруженных войск противника, ходить в контратаки, нести изнуряющую караульную службу, не спать ночами, мерзнуть, рисковать быть зарубленным в сабельных сшибках… Для этого опасного, тяжелого и нудного ратного труда каратели оказались совсем непригодны. После того, как они пару раз обратились в паническое бегство, оголив фланг кирасирского полка, которому были приданы, атаман приказал отвести этих «лихих» вояк в тыл, подумывая о суде над наиболее «отличившимися», с последующим назидательным расстрелом. Так он поступал всегда. Но обстановка вдруг подсказала совсем другое решение наболевших вопросов – возможность избавиться одновременно и от не желавших воевать на передовой карателей, и от отосточертевшего обоза, по рукам и ногам вязавшего Армию.

3