Дорога в никуда. Книга первая

– Ой Вань, хоть и ты мне говорил и другие про то, что эти совслужащие сейчас в магазинах творят, но пока сама не увидела не поняла, что это такое. Везде очереди, гребут буквально все, продукты, одежду. Сама была свидетельницей, как одна по всему небедная женщина в ювелирном одних колец золотых штук двадцать купила, у часовщика очередь, все по двое-трое часов берут, и ручных, и будильников, и настенных. Фотоаппараты, велосипеды, обувь, отрезы ткани, все в драку, берут, тащат. В бакалее кофе и прочие долгохранящиеся продукты целыми тележками вывозят. В шляпный зашла и тут же вышла, битком забит, в вашем чуринском универсальном такая же картина, в отдел готового платья не смогла пробиться, и все ателье заказами забиты. Так сегодня ничего из одежды на себя и не смогла ни купить, ни заказать. Придется ждать пока эти проглоты в совдепию уедут. Слава Богу немного им тут осталось, через три неделе срок истекает, что им японцы установили… Но меня не это удивляет. Ведь знают же куда едут, что там и есть нечего, и одеть тоже, не знали бы с прилавков так все не мели. Знают, а все одно едут…

Иван терпеливо переждал все эти «порывы», после чего возобновил свои «поползновения». Впрочем, Полина уже больше не противилась… Обычным ритуалом перед тем как лечь в постель у супругов стало совместное стояние у кроватки дочурки. Полина всякий раз смахивала слезу, видя как Оля тихо посапывает, осеняла ее крестом…

Рождение дочери вдохнуло новый смысл в жизнь Решетниковых. В случившемся они увидели проявление Высшего Промысла. Теперь как никогда прежде верилось, у них все будет озарено светом этой Благодати, что впереди их ждет только счастье, грядут события, которые позволят в конце-концов им и их дочери вернуться на Родину. Как никогда верилось, что Советы вот-вот рухнут, все равно как, перегрызшись за власть, или по-другому, и в России восстановится естественный, такой же как во всем остальном мире порядок вещей. До 35-го года, пока в Харбине ходили советские газеты, они следили как в СССР уничтожали «врагов народа», «вредителей», «кулаков»… и, казалось, Россия от всех внутренних неурядиц и экспериментов должна взорваться и смести эту власть. Иван и Полина, также как и многие другие белоэмигранты, даже читая советские газеты, видели меж строк только то, что хотели видеть. У них не откладывалось в сознании, что по всей стране идет грандиозное строительство в первую очередь предприятий тяжелой индустрии, металлургических, автомобильных, тракторных заводов, закладываются шахты и рудники… Даже известие о том, что в Усть-Каменогорске начато строительство ГЭС и крупнейшего свинцово-цинкового комбината не заострило их внимания. СССР готовился к большой войне, и все строил для этой войны: металлургические и тракторные заводы – для производства танков, свинцово-цинковый комбинат – для отливки пуль. Запускался в зачаточной стадии механизм невиданной в мировой истории гонки вооружений. Этим пронизывалось сознание миллионов людей, целого поколения, чтобы в том сознании не оставалось места ни для чего другого, и в первую очередь, для тихого, мещанского, обывательского… естественного. Но это неестественное было настолько привлекательно, неожиданно, новаторски-свежо, что в тридцатых бесовски-завлекательную бессмысленность всего этого трудно было распознать, как в самом СССР, так и «глядя» из Харбина. Не осознавали этого и Иван с Полиной, они окрыленные рождением дочери, как никогда верили: «Мы вернемся… обязательно вернемся!».

Конец первой книги