Дорога в никуда. Книга вторая, часть вторая(СИ)

О, да трудиться в советской стране все имели право и даже обеспечены этим так называемым трудом, то есть работой. Советская пропаганда, как одно из главных преимуществ социализма перед капитализмом выдвигало именно это - отсутствие в СССР и других странах социализма безработицы. Но тот маленький фактик, что все эти обеспеченные работой советские трудящиеся работают по-разному совершенно не учитывался. Кто-то просто ленив от природы, кто-то ненавидит ту работу, которой его "наделили" и мечтает о другой, но соскочить с опротивевшего "дела" почти невозможно. При этом зарплата у большинства рядовых рабочих, служащих, колхозников не сильно отличалась. Такой "расклад" имел место почти во всех сферах жизнедеятельности советского общества. Высшая партноменклатура, устроила себе особую, обеспеченную госснабжением жизнь, своего рода коммунизма для ограниченной группы высших руководителей и членов их семей. А подавляющее большинство остальных граждан обрекло жить под девизом: "От каждого по способностям, каждому по труду". Но на самом деле вторая часть девиза звучала несколько иначе: "каждому поровну". Но это "ровно" в восьмидесятых годах стало слишком малозначимым в реальном материальном исчислении. И потому первая часть: "От каждого по труду", и раньше особо не "звучавшая", сейчас совсем не работала из-за полного отсутствия стимула. Труд, работу, особенно на промышленных предприятиях презрительно именовали "вкалыванием". Само-собой по хорошему, в охотку никто уже не "вкалывал", разве что на особо высокооплачиваемых предприятиях и учреждениях работавших на оборонку и космос. В области имелись такие предприятия в Усть-Каменогорске, Лениногорске, Зыряновске. Но таковых было относительно немного, а на других люди в основном не работали, а вкалывали, получая за это от ста пятидесяти до двухсот рублей, на которые с каждым годом становилось все труднее приобрести нужные для жизни товары хотя бы среднего качества. Превратить свои деньги в хороший, качественный товар простому человеку можно было, только поехав в большой город и дождавшись там "выброса" такового, и отстояв многочасовую очередь.

Право на жилище... Ольга Ивановна, чье детство прошло в просторном харбинском доме родителей, где у нее была своя отдельная комната... Для нее это советское право иметь на семью из трех человек не более двух комнат, а если детей двое и дети онополые, то тоже две... И лишь при условии если ты большой начальник, то в качестве кабинета положена еще одна комната. Эти права и блага, положенные всевозможным начальникам, чем выше, тем больше, все это и породило в советском обществе столь нездоровую тягу делать карьеру, выпрыгнуть, приподняться, чтобы отовариваться в спецраспределителе, иметь большую, чем у других жилплощадь. В обществе, где в пику капитализму деньги сбросили с "пьедестала", самым притягательной ценностью стала власть и к ней стремились всеми правдами и неправдами. В результате "наверх" пробилось много людей, многократно преступивших на своем "пути" те или иные моральные нормы, и уж наверняка они рассчитывали за все свои риски и унижения еще больше унижать "нижестоящих", в том же духе вели себя их дети и близкие.

Право на медицинское обслуживание... Ольга Ивановна проживала в поселке, где было много легочных больных, и отлично знала, как это право осуществляется. Лучшие врачи, так же как и лучшие выпускники медвузов, как могли, избегали работать и распределяться в рабочие поселки, ибо там очень трудно и скучно жить, а главное отсутствовала всякая перспектива, как карьерного роста, так и повышения уровня своей квалификации - учиться не у кого. По этой причине в новобухтарминской поселковой больнице врачи за редким исключением были, что называется, третьего сорта, да и тех не хватало. То же самое можно сказать про районную серебрянскую больницу, где только главный хирург Абердиенко являлся по настоящему классным специалистом. Один хороший врач на целый район! Естественно, что смертность, как в поселке, так и в районе год от года росла. Но эти сведения были строго засекречены, а Ольга Ивановна, предварительно побожившись молчать, узнала их все от той же Марии Николаевны. Молчала она и о том, что знала доподлинно от своих родителей, что до революции в Бухтарминском крае не только женщины, но многие мужчины, в первую очередь кержаки, жили по сто и более лет, а сейчас, при самой заботливой и гуманной советской власти немногие переходили рубеж шестидесятилетия.